вообще, понял, что выздоравливает. В его уме возникли сомнения в правильности ранее принятого решения, и он уже начал передумывать принимать постриг. Но все изменил интриган Пселл. Предвидя опасность, он немедленно появился близ императора и начал уговаривать того не изменять ничего из объявленного ранее. Пселл заявил Исааку I, будто на основании его слов о назначении Дуки своим преемником тот уже надел пурпурные туфли, а собранные сановники уже провозгласили Константина Римским императором — отступать некуда. Наверняка, он добавил еще что-что, сыграв на благородстве и любви императора к своим близким. А рядом с Комнином сидел патриарх Константин Лихуд, мягко, но настойчиво убеждая царя в том, что человек, принявший решение посвятить себя Богу, не может ничего внезапно изменить, если, конечно, сохранил в своей душе страх Божий[22]. Оба они отлично знали, что прямой и честный Исаак Комнин никогда не откажется от своих слов и ни за что не признается супруге, будто поступил так под влиянием чужих речей. Для них это была беспроигрышная игра...
Призвали Константина X Дуку, которого публично, под слезы и плач родственников император объявил новым Римским царем. Затем Исаак I Комнин принял постриг и отправился в монастырь. Еще более года прожил Комнин в качестве монаха Студийской обители и лишь потом отдал Богу душу, терзаемый в конце дней тем, что был так легко обманут. А его супруга Екатерина и дочь Мария приняли монашеский постриг и прожили еще долгую жизнь в монастырской обители. Так свершился тихий дворцовый переворот, гибельный для Византии.
По счастью, род Комнинов не угас, и через 20 лет даст великолепный плод в лице спасителя Римской империи, одного из самых выдающихся императоров Византии, Алексея Комнина. А пока царская власть рассыпалась в неумелых руках слабых представителей новой династии Дуков.
Династия Дуков
LVI. Император Константин X Дука (1059–1067)
Глава I. Слабость царской власти и торжество «византийского папизма»
52-летний Константин X Дука, взошедший на царский престол, ранее украшенный блистательными фигурами настоящих императоров, являл собой образ жалкого подобия своих великих предшественников. Тонкий эстет, обаятельный в общении, он совершенно не обладал волей и самостоятельным мышлением. Несколько слов о его семье: род Дуков отличался знатностью, хотя предположения о его происхождении от св. Константина Великого лишены всякой исторической основы. Тем не менее многие знатные военачальники, прославившие византийское оружие, носили фамилию Дуки и имели, по-видимому, отношение к новой царственной династии. Но это — лишь предположения, а достоверно известно только, что сам Константин X родился в Пафлагонии, в первый раз был женат на дочери Константина Далассина, несостоявшегося избранника императрицы Зои. А после смерти жены, уже в зрелом возрасте, сочетался браком с Евдокией Макремволитессой, племянницей патриарха Михаила Керуллария[23].
Лишенный каких-либо замечательных свойств характера, он никогда не смог бы взойти на императорский престол без упорной поддержки клерикальной партии во главе с Керулларием, Лихудом и Пселлом, и их энергия в итоге была вознаграждена сполна. Дука легко расстался со всеми приобретениями Исаака I Комнина и быстро отказался от какого-либо участия василевса в управлении Церковью. Первый же хрисовул царя, изданный тотчас после воцарения, означал резкое умаление царского сана. Император рассмотрел в своем документе рядовой, казалось бы, вопрос о церковной иерархии. Но попутно затронул очень важную тему — о традиционном полномочии царя менять границы епархий и даровать епископам высшие церковные титулы. До сих пор никто из Византийских императоров, памятуя о старых прерогативах Римских царей, даже не озадачивался таким вопросом, полагая данные полномочия своим священным правом. Теперь же Константин X Дука признал такую практику неблагочестивой и неканоничной.
«Какую имеет власть царь или даруемое им звание политического характера переиначивать архиерейские кафедры, которые установил Бог через святых и всехвальных Апостолов и богоносных Отцов? — писал он. — Ибо если царь стоит со страхом и трепетом — ведь и царь человек — в то время, когда иерей сидит, то каким образом стоящий сидящему может даровать высший трон? И это можно сказать не только о митрополитах и архиепископах, но и бедном священнике, запрягающем волов и пасущем стадо. Наконец, в Церкви, где есть святейший и вселенский патриарх, на Соборах, на заседаниях, на судах, на кафедрах и прочее каждый будет иметь тот трон, который дала ему Святая Премудрость, которая есть Слово Бога и Господа. И кому Она дала трон, у того кто может отнять или кто может лишить его? А в царском дворце каждый будет иметь честь, определенную ему синклитом»[24].
Благодаря политике отказа от всех полномочий императора в церковной сфере и приданию статусу Константинопольского архиерея высшего значения, царь и патриарх совершенно сравнялись между собой — даже во внешних формах деятельности. Сохранился любопытный документ, свидетельствующий о появлении при Константине Дуке практики раздачи Константинопольским патриархом фимиама в годовщину оглашения. Столичный архиерей и император садились рядом в храме Святой Софии и раздавали — царь чиновникам ругу, а патриарх священникам — вайи. Не только патриарх, но и его хартофилакс носил золотую триару, а конная процессия архиерея отличалась поистине царской пышностью[25]. Если мы учтем, что завоевания Михаила Керуллария в виде права патриарха самостоятельно управлять церковным имуществом и раздавать церковным чиновникам пронии (владения) вновь были восстановлены, то, очевидно, во время такой раздачи царь и патриарх являли современникам образ двух равноправных как минимум монархов, каждого в своей области. Казалось бы, теперь Церковь должна вздохнуть свободно.
Но стремление к «равноправию» и «свободе» Церкви от светской власти на самом деле привело к самым неприятным последствиям: отождествлению Кафолической Церкви с клиром и полному подчинению государственных, имперских задач интересам клерикальной партии. В полном соответствии с теократическими идеалами Римского епископа Константинопольские архиереи начали проводить политику поглощения государства Церковью, понимая под ней только узкую группу клириков.
В это время началось резкое расширение полномочий Синода, возглавляемого Константинопольским патриархом. Теперь этот орган отвечал практически за все церковные дела в Восточной церкви, включая канонические, догматические, литургические и прочие. Возникли сугубо синодальные чиновники, подчиненные непосредственно патриарху, хотя и являющиеся всего лишь диаконами храма Святой Софии. В их число вошли: великий эконом или финансовый администратор, великий скевофилакс, надзиравший за соблюдением богослужебного устава, великий сакелларий, заведующий монастырями, великий хартофилакс, руководивший патриаршей канцелярией, великий сакеллий, следивший за приходскими храмами. Позднее появится шестой чиновник — протэкдик, занимавшийся вопросами защиты тех, кто искал ее у алтаря храма Святой Софии. Это было
