настоящее церковное министерство, взявшее всю полноту власти в свои руки. Лица, занимавшие указанные должности, неизменно выдвигались на высшие посты. Особенно значима была должность хартофилакса, в отсутствие патриарха председательствующего на заседаниях Синода. В скором времени эта группа приняла к своему ведению вопросы взаимодействия с сенатом, и сам император часто поддерживал патриарших чиновников, видя в них серьезную силу. Так, по одному справедливому замечанию, впервые восточное духовенство выступило в качестве единой и организованной силы на политической арене[26].
Политические полномочия императора всегда были определены римскими законами и правовыми обычаями, но власть Константинопольского патриарха, не стесняемая более ничем и никем, теперь стала поистине безграничной. И, конечно, не ограничивалась церковной сферой — столичные архиереи активно вторгались в дела Римского государства. В условиях естественно отсутствующего жесткого и законодательного разграничения Византийской империи и Восточной церкви это означало только одно — патриарх стал почти полновластным правителем обоих союзов, далеко оставив в практической плоскости за собой василевса. Михаил Керулларий мог быть счастлив...
В целом, надо отметить, Дука начал проводить политику, кардинально противоположную той, какую вел Комнин. Принадлежа к военному сословию, он, тем не менее, совершенно оставил в стороне проблемы армии, увлекшись вопросами правосудия и усовершенствования фискальной системы. Как следствие, стратиоты, которых лишили средств существования, имели только один выход — превратиться в сборщиков налогов. Но, несмотря на все ухищрения василевса, денег в государстве больше не стало, а авторитет власти падал в глазах граждан все ниже и ниже. Дело заключается в том, что, вернув монастырям и Константинопольской церкви все то имущество, которое ранее было отобрано в государственную казну императором Исааком I Комнином, Дука резко подорвал финансовую основу Византийской империи. И, чтобы наверстать упущенное, принялся с азартом выколачивать налоги с других, менее защищенных слоев населения. Вот для выполнения этой, мягко говоря, не совсем военной задачи и привлекались стратиоты, со временем совершенно позабывшие военные упражнения и воинскую дисциплину.
Вместо них царь, опасавшийся собственной национальной армии, начал широкую вербовку сомнительных по боеготовности и моральным устоям наемников из числа германских племен, печенегов, узов, болгар и славян. Более того, совершенно не обладая даром стратегического военного планирования, император сосредоточил основную массу войск в Анатолийской феме, чем, по существу, открыл для грабежа восточных разбойников остальные границы[27].
Особой страстью императора стал суд, где он любил заседать и решать спорные вопросы, особенно если они касались финансов. Судебные учреждения заполнились жалобами и доносами на плательщиков налогов, а судебные процессы превратились в софистические споры, в которых неизменно побеждал василевс[28]. Однако в результате этих мероприятий он не смог компенсировать всех потерь казны от чрезмерных расходов на нужды клира. А поэтому император все больше и больше экономил на армии — пагубная и опасная затея.
Клирики его очень любили и называли монахолюбцем. Он был на редкость благочестивым человеком, а при восшествии на престол даже пообещал никогда не отнимать ничьей жизни — и клятву свою сдержал. Все свободное время царь проводил за чтением книг, особенно полюбив читать Священное Писание. Желая прослыть мудрым, он старательно уходил от советов своих приближенных[29]. Правда, и собственные замыслы Дуки не приносили успехов Византийскому государству.
При нем особенно возвысился старый интриган и плут Михаил Пселл, получивший многие блага и почести. Его влияние было чрезвычайно сильно, и именно по совету Пселла новым Константинопольским патриархом, когда умер Константин Лихуд, стал Иоанн VIII Ксифилин (1064–1075). Правда, судя по поведению, император не особенно доверял тому, опасаясь очередной политической комбинации, на которые Пселл был мастер. Пожалуй, единственное исключение среди всех придворных составлял брат царя кесарь Иоанн. Именно ему император поручил заботу о своих детях, когда однажды тяжело заболел[30].
Миролюбивый и немного сибарит, не любящий военные походы и сражения, Константин X Дука старался тратить средства не на армию, а на покупку мира у варваров. Как известно, такие способы удержания мира не всегда приводят к успеху. По крайней мере, они действенны лишь в тех случаях, когда подкрепляются наглядной военной силой, могущей быть использованной в случаях излишней взыскательности второй стороны по переговорам. Теперь такой силы у Византии уже не существовало, и мирный настрой Константина X Дуки не находил соответствующего отзвука в сердцах новых захватчиков.
А они стоили того, чтобы присмотреться к ним повнимательнее — народы, служащие орудием Провидения, заслуживают того. На Кавказе, и особенно в Армении, местные жители жестоко страдали от набегов турок-сельджуков — в скором времени мы коснемся истории этого народа. Дошло до того, что Грузинский царь Баграт IV (1027–1072), не получивший желанной помощи, разорвал отношения с Византией и заключил союз с турками. Благодаря этому туркам открылась дорога на армянские княжества Карса и Лорхи. В 1060 г. они напали на Эдессу и разграбили многие месопотамские владения Римской империи.
В сентябре 1064 г. узы в количестве 600 тыс. человек переправились через Дунай и напали на римские земли. Все попытки помешать их переправе были тщетны: болгары и византийцы, занявшие оборону на противоположном берегу, были разбиты, а два римских сановника попали в плен. Одна часть кочевников направилась на юго-запад, и вскоре Солунская область и вся Эллада запылали в огне пожарищ. Константин X совершенно растерялся. Ему казалось немыслимым бороться с мириадами варваров, выросшими с оружием в руках. Казалось, можно было применить обычный прием — купить мир, но средств государственной казны явно было недостаточно.
Неизвестно, как развернулись бы события дальше, но, напуганный народным гневом за собственное бездействие, василевс направил посольство к узам для переговоров, надеясь привлечь кочевников на свою сторону щедрыми дарами. Действительно, несколько вождей «клюнуло» на императорское предложение, но основная масса по-прежнему грабила Болгарию, Фракию и Македонию, доходя до стен Константинополя. Деморализованное столичное население начало всерьез поговаривать об эмиграции в Европу, но для начала объявило всеобщий пост и покаяние. Перспективы Константина X были весьма плачевные, но тут вмешался Божий Промысел. Когда император во главе своего отряда в 150 всадников выехал навстречу врагам, к нему явились освободившиеся из плена военачальники Никифор Вотаниат и Василий Апокапа с сообщением о гибели страшной орды. В силу неведомых причин повальная болезнь напала на кочевников и внесла страшные опустошения в их ряды. Оставшиеся в живых варвары приняли византийские предложения о мире и ушли прочь. Константин X с триумфом вернулся в столицу[31].
Но внешняя торжественность никого не могла обмануть. В Римской империи наступила настоящая разруха, ознаменованная резким падением престижа царской власти. Конечно, патриоты отечества, недовольные таким положением дел, попытались
