расплаты за информацию. Но вот дрогнула и поползла куда-то под крышу правая рука, и пальцы нащупали на гнилой доске под шифером колечко. Потянул — и в руке зазвенели ключи. Казалось, рука стала зрячей, я будто видел их — латунный ключ от английского замка двери и угловатый серебристый от чего-то еще. Латунный ключ — два оборота. Войти в домик. Люк в полу — погреб? Я действительно шарю тут в потемках с закрытыми глазами, забыв о фонарике на шокере? Тут действительно так пахнет? Сладковато и…
Люк в полу, металлические ушки и амбарный замок. Кто запирает погреб на замок? Второй ключ на кольце — серебристый, угловатый. Вот от чего. Загнать полностью… нет. Не до конца, на долю миллиметра не до конца, иначе заедает. Пол-оборота. Кусок старого ржавого ножа валяется неподалеку — поддеть крышку. В лицо бьет страшный тяжелый сладкий запах. Голова взрывается адской болью. Я падаю во тьму.
* * *
Я крепко приложился тогда плечом и виском о твердый пол. От серьезных увечий спасло то, что пол был не бетонный — утоптанная глина. Я поднялся на ноги и зашарил в поисках выключателя. Он будто сам прыгнул мне в руку, сухо щелкнула пластиковая кнопка.
Комнатка была небольшой, три-четыре шага в длину, чуть меньше в ширину. Плотно утоптанный пол, бетонный низкий потолок, стены из сырого красного кирпича — выщербленного, покрытого трещинами и пятнами.
Пятнами.
Размеры погреба не позволяли долго пребывать в счастливом неведении о назначении этого места. В дальней от люка стене торчали металлические скобы с ремнями, неподалеку, в углу, стояли несколько дешевых пластиковых ящиков для инструментов. У меня не было желания в них заглядывать, ни малейшего. Тяжелый сладковато-гнилостный запах, пятна на полу и стенах, цвет пола, его сальный блеск — я не хотел смотреть, чем он… делал это.
Падение и находка ошеломили меня настолько, что я не сразу осознал — боль пропала. От запаха голова шла кругом, меня шатнуло, перед глазами замелькали темные пятна. Как тут можно долго находиться? Я схватился за стену, чтобы не упасть. Даже тут стена была жирной на ощупь, меня передернуло. Одно из темных пятен на полу привлекло мое внимание — оно явно не мерещилось мне. Я осторожно нагнулся и ковырнул утоптанный пол пальцем. Это был обломок заколки. До боли знакомой заколки.
Если мне все еще нужны были какие-то доказательства, то сейчас все сложилось окончательно.
Он приводил их сюда. Прикручивал ремнями к скобам. Истязал. Насиловал? Кто знает. Тела… Куда? Мои глаза бездумно шарили по сальному бурому полу подвала, спотыкались о новые и новые втоптанные в пол мелочи — монетки, кусочки ткани, еще какие-то неопознаваемые клочки и куски. Взгляд скользнул по ящикам для инструментов и прикипел к полу.
Ровные борозды — следы скольжения. Пошатываясь, я подошел к ним, присел рядом, оттащил — и едва не потерял сознание от ударившего в лицо смрада. Ящики закрывали дыру в стене, из которой тянуло невыносимым зловонием. Дикая смесь запахов застарелой канализации, гнилого мяса или крови или черт знает каких еще жидкостей казалась плотной и осязаемой. Чувствуя, как желчь подкатывает к горлу, я наклонился и заглянул в дыру. Темнота в ней была еще плотнее запахов. Казалось, даже сунь я туда руку — она бы не прошла глубоко, уперлась бы в вязкий жирный заслон зловонной тьмы, завязла.
Туда? Дыра была размером с голову взрослого человека, может, немного больше. Тело целиком туда бы вряд ли пролезло…
Если целиком. Если целы кости. Если…
Я отшатнулся, словно смотрел не в дыру, а в пышащую жаром доменную печь.
Если.
Если только кто-то не тянул тело с той стороны. Достаточно было одного взгляда на покрытые жирными пятнами кирпичи по краям дыры, чтобы эта мысль перестала казаться сумасшедшей. Воображение тут же услужливо нарисовало картину изуродованного тела, под хруст костей и треск рвущейся плоти втягиваемого в дыру кем-то с той стороны. Кем-то, кто приходил сюда привлеченный криками и запахом жертв.
Меня все-таки вырвало желчью.
Выслеживал.
Приводил.
Истязал.
Убивал.
И…
Кормил?
Кого?
Я судорожно вытер рот и начал вставать с одним только намерением — бежать отсюда. Бежать как можно быстрее, для начала просто ОТСЮДА, от этой чудовищной зловонной дыры, от страшного погреба с тусклой лампочкой и жирным глиняным полом. Но глаза вновь зацепились за темный предмет, втоптанный в землю. Предмет с явно искусственными, ровными очертаниями. Рука сама потянулась к нему, ковырнула, вывернула из вязкой глиняной массы, стерла липкую грязь.
Зажигалка.
Дешевая пластиковая зажигалка. Фиолетовая, насколько можно было судить в тусклом свете лампочки.
Фиолетовая.
* * *
Сколько в городе таких зажигалок? Самых дешевых пластмассовых зажигалок? Тысячи, десятки тысяч?
Щелк.
Облачко искр.
Может ли эта быть моей? С какой стати, верно?
Щелк.
Маленький салют в темной кухне.
Я ничего не делал. Я точно помню, что я ничего не делал, так? Точнее, я точно не помню, чтоб я делал это.
Щелк.
Стайка светлячков над дешевым фиолетовым пластиком.
Это чутьё помогло мне найти дом. Ключи, выключатель — это чутьё.
Щелк.
Язычок огня. Глаза с распечаток следят за огоньком.
Я очень редко зажигаю эту лампадку, потому что газ почти закончился.
За эти годы.
Нет, я не пошел в полицию. Я поехал домой и постарался забыть страшный подвал и мерзкую дыру. Обломок заколки и все, что с ним связано. В ту ночь, под взглядами молчаливых лиц на холодильнике, я разбирал и чистил дешевую пластмассовую зажигалку, менял отсыревший кремень.
И запускал в воздух темной кухни крохотные огненные брызги.
Глаза с распечаток и сейчас смотрят на меня сквозь темноту, но в них больше нет презрения. Мольба, укор, страх. Не презрение.
Ноготок огня выхватывает из темноты лица. Десятки лиц, десятки белых квадратиков, которые ровными рядами покрывают почти всю дверцу холодильника.
Их не найдут.
У меня чутьё.
