Артём Артёмов
(Artem2s)
Императив
— А зачем вы это делаете?
— Простите?
Психоаналитик выглядел именно так, как должен выглядеть психоаналитик — благообразный, немолодой, с пепельной гривой аккуратно причесанных волос и окладистой ухоженной бородкой. И, конечно, строгими квадратными очками. Он поднял глаза от блокнота и, усиливая слова скупыми, но выразительными движениями кисти, пояснил:
— Вы сказали, что во сне вы бегаете по лестничным пролетам и галереям — с какой целью? Вы ищете что-то? Убегаете?
— Да я… — я, если честно, был в тупике, — н-ну я… как-то не думал… Ну, это же сон, понимаете? Просто надо бежать и… бегу.
— Угу, — выдохнул в бороду мужчина и сделал пометку в блокноте, — расскажите подробнее про то, что вы видите.
— Лестницы, — вздохнул я, — лестничные клетки, пролеты, двери. Иногда галереи, знаете, как коридор, в котором много дверей открываются одна за другой. В одном из снов такая галерея была почти бесконечной, я все бежал, бежал — а за каждой дверью была новая и новая. И все вокруг как в эрмитаже — вензеля, канделябры, позолота. И мне надо было добежать до конца, но я думал, что конца уже нет и не будет и я так и буду бежать среди этой роскоши от двери к двери. Это жутко выматывает.
— Добежали?
— Что? — мне казалось, что я выгляжу полным идиотом.
— До последней двери добежали? — терпеливо уточнил психоаналитик. — Вам же надо было к последней двери в галерее. Добежали?
— А, да, — я замялся, — почти перед самым пробуждением галерея закончилась.
— И за последней дверью было…?
— Лестничный пролет, — тоскливо признался я. — Знаете, такой… как в питерских домах — узкий, с металлической клеткой лифта. Ступени стоптанные, стертые. Смотрели когда-нибудь сериал «Улицы разбитых фонарей»? Вот что-то такое. Я начал по нему подниматься и проснулся.
— Почему не вниз? — полуседая бровь изогнулась, подчеркнув вопрос.
— Ну… не знаю. Если не знаешь куда идти, то, наверное, неважно куда, правда?
— Иногда очень важно, куда вы идете именно тогда, когда не знаете куда идти. Сны повторяются?
— Нет, этой галереи я больше не видел, если вы об этом.
— Продолжения? Та лестничная клетка, по которой вы начали подниматься — вы продолжили подъем?
— Э-э-э… — я задумался.
Да черт его знает, столько этих клеток, лестниц, галерей. Когда годами в снах ты носишься как угорелый по безумной мешанине переходов, как-то трудно уследить, в котором из них ты уже бегал.
— Я не могу сказать.
— У вас есть ощущение единого маршрута? Конечной цели, примерного пути?
— Н-нет, мне просто надо бежать.
— Хорошо. Теперь стандартные вопросы, — он всмотрелся в свой блокнот и перевел взгляд на меня. — Вы женаты?
— Да.
— Дети?
— Двое.
— С женой хорошо ладите? Как секс? — он приподнял брови.
Я пожал плечами, бессознательно коснувшись кольца на безымянном пальце.
— В целом — все в порядке. Как у всех, наверное, — я снова пожал плечами. — Никаких перекосов, если вы про это. Ну, ругаемся иногда. Но сразу миримся. Я её не бью. Она меня тоже.
— А регулярность секса?
— Ну, когда как. Пару раз в неделю, в среднем…
— В фрейдистской трактовке лестницы — это метафора полового акта. Подъем и спад желания. Но его подход очень ограничен и для вашего случая не подходит, так что будем искать дальше. Какие еще подробности вы можете припомнить?
— Ну… — я снова задумался, и в голове сразу всплыл недавний сон. — Иногда бывает, что часть ступенек обвалилась и надо искать обходные пути. Карабкаться по перилам или вообще чуть ни на карниз вылезать, где мостики деревянные перекинуты. И всегда куча этажей, и подъезды, и не поймешь, где выход, из одного подъезда попадаю в другой, из другого — в подвал или на крышу, и лифты эти, часто вот такие старые, где двери надо самому закрывать и тебя в кабине видно.
— Вы говорите — подвалы. Вы помните, как они выглядят?
— Один раз был такой сон: я возвращаюсь домой, захожу в подъезд, поднимаюсь на третий, где живу, а моей двери нет. Соседняя есть, а моей — нет. И тут сбоку такой проход — иду по нему и попадаю в соседний подъезд. Начинаю спускаться вниз. Там подвал. В нем стоят кровати, как в ночлежке, валяется мусор какой-то, грязища. Я еще тогда подумал — может, они бомжей сюда пускают, за копеечку. Там еще была такая странная штуковина, типа коня в полный рост, искусственного, ну как какой-то экспонат или декорация. Не чучело, а просто из досок и ткани такой типа «конь»…
— Ого, — бородач шуршал карандашиком в блокноте.
— И… вы спрашивали, есть ли повторы. Да, повторяются эти сломанные ступени или отсутствующие лестничные марши. Например, я бегу вверх, и вдруг бац — а там нет ступеней. Дальше они есть — а здесь то ли обвалились, то ли что. И никак не подняться. И я, держась за перила, кое-как лезу вверх. А бывает, что перил нет вообще. И тогда уже не залезть. Нужно идти в соседний подъезд и искать оттуда проход.
— То есть, кроме галерей и лестниц, все-таки есть выход на улицу? Что там?
— Я бы не назвал это улицей… — задумался я. — Глухие дворики-колодцы, иногда крыши, но со всех сторон высотки или какие-то надстройки. Чаще всего вариантов куда идти, особо нет…
— У вас был сексуальный опыт с мужчинами?
— У меня… Что?! — я ошарашенно уставился на него. — Нет! Вы что, думаете я…
— Я пока ничего не думаю, — мягко улыбнулся он. — Ваши сны похожи на поиск чего-то, чего вы заведомо не можете достичь. Сны — отражение реальности, а сексуальные переживания одни из самых глубоких в жизни человека. Я бы хотел, чтоб вы отвечали откровенно.
— Нет я… Нет, — я чувствовал, что краснею. — Я совершенно точно не… гей. Мне нравятся женщины, я уверен. Жене моей тоже…
Я замялся, чувствуя неловкость фразы, но психоаналитик охотно подхватил, лукаво блеснув очками:
— Жене вашей тоже нравятся женщины, понимаю, — он улыбнулся, давая понять, что это шутка.
Я вежливо посмеялся, ухватившись за возможность сгладить неловкий момент.
— В общем, дело не в этом, если вы думаете, что… Нет, нет, не думаю.
— Хорошо, я понял, — кончик карандаша вновь забегал по страничке блокнота, потом с шелестом вычеркнул там что-то. — Видимо, причина снов с сексуальной жизнью не связана. Так даже интереснее.
Спинка кресла еле слышно скрипнула, когда психоаналитик откинулся на нее.
— Сексуальный подтекст самый простой и очевидный, он лежит на поверхности и
