кашлем. Он сильно ослаб, споткнулся о порог и полетел вперед.
Я успел перехватить обоих, не дав выронить бездыханное тело девушки, завалился на спину.
В следующее мгновение мужчины оттащили нас троих на безопасное расстояние от огня. Стоящая на коленях женщина с воплями бросилась к девушке.
— Элайна! Девочка моя! Какое горе! — женщина, снова рухнула на колени и прижала голову дочери к своей груди. Она раскачивалась, рыдала и причитала. Женщины обступили их со всех сторон.
Зашедшийся в кашле лавочник тоже рыдал неподалёку. Он возносил руки к небу и захлебываясь стонами пытался что-то сказать.
Его речь состояла из обрывков фраз, из которых было понятно, что он и его жена Фредерика потеряли единственную радость в своей жизни — дочь Элайну.
Похоже, что никто не собирался мерять пульс девушке и проводить реанимационные действия. Я встал и направился к Фредерике и Элайне
— Дайте пройти, — попросил я женщин, рвущих на своих головах волосы. Но на меня никто не обратил внимания.
Я почувствовал гнев. Безмозглые идиотки! Я понимал, что нельзя терять ни секунды.
— Расступились бабы! Быстрее, коровы! — я рявкнул стальным голосом так громко и грозно, что две ближайшие женщины вздрогнули, моментально сгорбились и, не оглядываясь, уступили мне проход к центру круга, где лежало тело девушки.
— Все сделали шаг назад! — сказал я тем же тоном. Толпа расступилась и выполнила мое распоряжение.
Я быстро взял кисть девушки в поисках пульса.
Ее мать продолжала реветь, прижимая голову дочери к груди.
— Уведите Фредерику! — меня вновь послушали, женщину подхватили подмышки и оттащили. Она не сопротивлялась.
Повисла гнетущая тишина.
Я рухнул рядом с Элайной на колени и приложил два пальца к артерии на шее. Меня никто не учил этому, но я видел это сотни раз в фильмах.
Пусть я выгляжу смешно со стороны, но я по крайней мере попробую ее спасти!
Мне показалось, что я почувствовал подушечками пальцев очень слабое мерцание сердечного ритма.
Так! Спокойно! Сказал я себе мысленно. У тебя все получится!
В ситуации присутствовал пикантный момент. Мне было необходимо делать дыхание изо рта в рот и провести не прямой массаж сердца.
Элайна была одета в домашнее, и я впервые обратил внимание на глубокое декольте, отрывающее ложбинку между двумя стоячими и красивыми грудями.
Ребра ее были затянуты в кожаный корсет, обхватывающий внизу осиную талию.
Грудь Элайны была упругой. Видимо двоечка, приятной округлой формы. Я посмотрел на миловидное лицо девушки, перепачканное сажей.
Я приподнял ее за плечи и одним движением разрезал своим ножом шнуровку корсета на спине.
Пока еще нельзя было сказать с уверенностью была ли она блондинкой. Скорее да, сажа, перепачкавшая волосы, мешала определить их цвет.
Я почувствовал, что меня влечет к ней. Я ощутил, что внутри меня все задрожало. Она была очень красива. Надо спасать девушку.
Я отложил клинок в сторону, вдохнул и начал припадать к ее губам.
Чередуя искусственное дыхание с несильными толчками в грудь в область сердца девушки, пробовал вернуть ее к жизни.
От ее пышных губ шел едва уловимый пряный аромат мяты.
Я не знал сколько раз нужно надавливать на грудь массируя сердце, и как продолжительно нужно выдыхать воздух из своих легких в ее губы.
Но я верил, что мои действия вернут это прелестное создание к жизни. Я делал все это полностью доверившись своей интуиции.
С момента, когда я наорал на плачущих женщин прошло не более пятнадцати секунд. Я заметил, как веки девушки задрожали.
Это придало мне сил, и я начал вдыхать в нее еще чаще и интенсивнее.
Секунд через десять Элайна закашлялась, тело ее встрепенулось, и девушка резко открыла глаза. Кашель быстро прекратился.
Ее глаза встретились с моим, я видел, как зрачки Элайны сузились от яркого света.
В следующее мгновение я почувствовал как ее взгляд, прожег мое сердце, словно электрический разряд.
Боже, она была по-настоящему красива! Я никогда не видел такого притягательного разреза карих глаз, таких чистых и совершенных линий лица.
Элайна снова закрыла глаза. Я испугался того, что теряю ее и снова припал своими губами к ее хорошенькому ротику.
Я собрался повторить толчки в сердце, но ощутил звонкий шлепок пощечины. Девушка что есть силы влепила мне правой ладонью по лицу.
— Девитт! Негодяй! Что ты делаешь! Гад! Я все расскажу своему отцу, он сделает из тебя отбивную. Слезь с меня сейчас же!
Я расхохотался. Даже слово «гад» в ее устах звучало привлекательно.
В следующее мгновение я взял ее ладонь двумя руками и поцеловал. От ее пальцев пахло дымом.
— Элайна! Я так рад что ты вернулась. Мы все рады…
Я оглянулся, но вокруг нас не было ни души. Я потрясенно посмотрел на девушку.
— Блин…И да, вообще-то я не Девитт, а Савва. Где все? Куда они подевались?
Я помог встать Элайне. Она ежилась от холода. У дома валялась брошенные ведра и лестница.
Я снял свой кожаный тулуп и накинул ей на плечи.
Снимая верхнюю одежду, я услышал, пробил колокол на ратуше.
— Полдень, — сказала Элайна.
Я еще раз огляделся по сторонам. Кроме нас во дворе догорающего дома никого не было.
Я обратил внимание на то, что ведра были деревянными все вокруг казалось не современным. Меня терзали смутные сомнения.
— Элайна, не пойми меня превратно. Подскажи, какой сейчас год на дворе?
Ответа мне услышать не удалось.
Элайна с тревогой всматривалась мне за спину.
Я обернулся и получил мощный удар в челюсть…
Глава 2
Потеряв сознание от правого прямого в челюсть, который мне нанес Бартель Тиельманс — тот самый монах с дороги, везший вино в своей повозке, я не увидел, как местные снова появились во дворе горящего дома.
Очнулся я от того, что на меня окатили двумя ведрами ледяной воды.
Руки мои были закованы с браслеты с цепями, подвешенными к потолку.
Я висел на них обнаженный по пояс и судорожно глотал воздух, придя в сознание.
Осмотревшись по сторонам, я вспомнил, что со мной произошло во дворе Ван Дейков. Челюсть ныла в желваках, голова гудела словно пчелиный рой.
В помещении был довольно прохладно, и я чувствовал легкий озноб.
Двое мужчин, одетых в шерстяные монашеские балахоны, сидели за кафедрой напротив меня, перед ними лежали листы бумаги, чернильницы и гусиные перья.
Один из них, довольно грузный, держал на животе руки, с толстыми, словно сардельки, сложенными пальцами.
Второй — его полная противоположность, очень худощавый жердяй с длинным и глуповатым лицом.
Оба имели выбритые
