грядущий. Хорошо в такие вечера было просто так за чашкой горячего ароматного чая сидеть и слушать бабушкины рассказы о житье — бытье, а повидала она много за кочевую жизнь офицерской жены. Но особенно интересны были воспоминания о детстве и юности, которые прошли в Сибири. И о Матрене. Сестра была робкой и не очень общительной, но был у нее дар от Бога — целительство. Сначала, родители заметили необычные способности у младшей дочери: то руками поводит и головную боль снимет, то кровотечение из раны остановит, нажав пальцем на невидимую точку, да и рана заживала неправдоподобно скоро!
Потом, она стала помогать односельчанам, а с годами потянулся народ и из более дальних мест. Никому Матрена не отказывала, а вот себе помочь не могла, так и состарились они с мужем бездетными сиротами — видно, такова плата за дар. Сначала, один за другим умерли постаревшие родители, а еще через два десятка лет схоронила мужа. И осталась Матрена одна век вековать. Одиночества не чувствовала — помогала людям, но чувство это хитрое: сидит и ждет до поры, до времени, а к старости, да к немощи подкрадывается все ближе и ближе, и берет власть над слабым человеком, но не такова была бабка Матрена.
Со смертью сестры переписка бы прекратилась, но внучка Марина взяла на себя обязанность писать письма Матрене, как и обещала бабушке. Сначала, чтобы скрасить старушке одиночество редкой весточкой, а потом, увлеклась. Бабушка Матрена, несмотря на жизнь в глуши оказалась очень интересным человеком и, наконец, Марина созрела для того, чтобы познакомиться с далекой, но не дальней родственницей. Предательство Антона лишь оказалось дополнительным поводом для этого. Сразу, после летней сессии и собралась. Последнее лето полноценных институтских каникул, а потом, пятый курс, диплом и работа, больше не вырвешься.
— Плюнь на этого мерзавца! Хватит изводить себя! — причитала мама, -
куда ты поедешь? Люди на юг едут отдыхать, а ты в Сибирь, комаров
кормить!
— Ну, надо же мне хоть раз побывать на Родине предков! С Матреной
хочу познакомиться, — настаивала Марина.
— Да там, наверное, и мобильный-то не берет, вдруг случится чего, не дай Бог, конечно, а я и знать не буду! Ты, что хочешь, чтобы я инфаркт заработала?! Нет, не могу отпустить!
— Мамуля, я уже взрослая, что со мной может случиться? В лесу, что ли заблужусь? Обещаю, пока будет связь, изведу тебя звонками, а потом, с каждой станции буду слать телеграммы. И как доберусь, тоже сообщу. А хочешь, мам, поехали вместе! — это был хитрый психологический ход. Марина знала, что мама откажется, она закоренелая горожанка, москвичка в неизвестно, каком колене. Ее и в ближайший подмосковный лесок за грибами не заманишь, не только в сибирскую тайгу. Трюк удался:
— Что ты, Мариночка, а папу-то мы на кого оставим, у него, ведь, работа, да и что мне там делать? — выкрутилась мама, — ты уж поезжай, раз решила, а мы с папой тут волноваться будем, только звони и пиши, непременно, но я все равно, валокордином запасусь!
Вопрос с мамой с повестки дня был снят. Оставались подруги, ну, кроме Оксанки, конечно. Девчонки просто пребывали в шоке от такого вероломства и Марину жалели, а Оксанку презирали:
— Марин, да плюнь ты на них! Ничего ведь у этих придурков не
получится! Вот увидишь! На чужом несчастье, своего не построишь!
Да и не любовь у них никакая, подлость тупая только, а у Антохи, так вообще, дурь! Это Оксанка — стерва, всё от зависти, а Антоха — настоящий тупой баран!
— Ты, что, Мариш, с ума сошла? Клин клином выбивать надо: клубы, тусовки разные. Давай уж лучше на Кипр махнём или хоть в Турцию, ну на худой конец, в Крым, а ты в какое-то Мухоморово собралась!
— Еду искать снежного человека, в Москве парни — говно! — отшучивалась Марина.
— Может, поищем пляжного человека? — предлагали девчонки. Но Марина была непреклонна, и подруги смирились, -
— Ладно, поезжай, только возвращайся и снежного человека не забудь, или, хотя бы, его шкуру. И еще кедровых орехов, побольше…
Глава 4
И вот, наконец-то позади долгая дорога: несколько дней в поезде промелькнули, как многосерийное кино, основным лейтмотивом которого были виды, сменяющие друг друга за окном, постепенно переросшие в один сплошной лес, потом автобус, и телега с лошадью, что совсем уж непривычно для столичной пассажирки…
Укатанная грунтовка вильнула в очередной раз между сосен, и глазу открылась потрясающая красота: небольшая речушка, окутанная утренним туманом, петляла на свободном от леса пространстве и уходила в чащу. В изгибе ее петли, на небольшой возвышенности рассыпались высокие избы с огородами. И все это в обрамлении светлого, почти прозрачного березняка. А трава — просто изумруд, такой зелени в Москве не увидишь. Солнце поднялось над кронами совсем недавно и осветило деревню, спрятавшуюся в лесу. Роса еще не высохла, и от этого изумрудные лужайки мерцали бриллиантами крупных капель. Воздух был чистым и прохладным с ароматами трав и сосновой хвои. Дорога плавно спускалась в туман, к мостику через речку и снова, слегка поднималась в деревню.
— Вот и Калиновка — конечный пункт назначения, — гордо сообщил дед
Матвей, сосед бабки Матрены, которого она специально откомандировала на станцию, встречать внучку. Всю дорогу, а она заняла почти три часа, дед исправно развлекал Марину, периодически покуривая самокрутки с ядрёным самосадом. Колоритный старик, как из старых советских кинофильмов: загорелое обветренное лицо, всё вдоль и поперёк изрыто морщинами, большие такие же морщинистые и тёмные кисти рук с толстыми загрубевшими ногтями, а между средним и указательным пальцами правой руки всё жёлтое от цигарок. Одет дед Матвей тоже был традиционно по-деревенски: штаны, заправленные в кирзовые сапоги, старая клетчатая рубаха под ремень, а сверху потрёпанный, видавший виды пиджак, ну, и засаленная кепка, прикрывала лысину, куда же без неё! Как потом выяснилось — это был постоянный имидж бабушкиного соседа.
Вскоре миновали мостик, поднялись в горку и въехали в деревню. Издалека казалось, что все укрыто сном, но деревня уже ожила: хозяйки выгоняли разномастных коров на выпас, и те послушно собирались в стадо, продвигаясь по деревенской улице, гонимые пастухом. Кричали горластые петухи, встречая солнце, лаяли неутомимые собаки, в общем, кипела жизнь.
— Маришка, глянь-ка, кто на крыльце-то стоит? — спросил дед Матвей.
— На каком? — Марина вертела головой во все стороны.
— Да, вон, третья изба от края, Матренина, а на крыльце — Матрена. Уж заждалась, наверное!
Марина отсчитала третью избу и увидела на крыльце сухонькую
