лесу искать? – уточнила Аня, всматриваясь сквозь стекло в серую вату неба. Мелкий снег десантировал в сумерках. – Разве можно в нем заблудиться?
Слепой лес за поселком Аня всегда воспринимала чем-то сродни парку. Она облазила в нем пригорки вдоль и поперек, изучила все тропы. Они с друзьями убили не один день на поиски диких зверей (и возможно даже волков!), но никого, кроме пугливых птиц, ни разу не подкараулили. Холмистые дебри с трех сторон выводили в степь. И пустынная степь в детстве пугала ее гораздо сильнее густых зарослей леса.
– Совсем неуправляемым стал, – вздохнула устало бабушка. – После случившегося.
– Да, мы понимаем. Нам всем тяжело. Я приехала как раз по этому поводу.
– Из-за Витьки?
– Мы с мамой хотим уговорить его переехать, – Аня воспринимала свой степенный тон смутно, со стороны. – Ему ведь поступать. Выпускной класс.
– Вы хотите его забрать? – испугалась бабушка.
– Ба-а, – сглаживала Аня покладисто. – Что значит забрать? Ему нужно получать высшее. Ты сама просила.
– Вите не хватает отца, – отстраненно рассуждала бабушка. – Дом без хозяина.
Аня потерла переносицу. В висках стучала кровь, усталость отупляла.
– Бабушка, я с ним еще даже не поговорила толком. Кто ему глаз подбил?
– Ой, не знаю. Молчит. Уже сил нет с его молчанкой.
– С кем он дружит?
– С Гришкой. С Лесохиным Гришкой, ага. И с Викой этой… Ох, вы столько не виделись, – безутешно закачалась бабушка. – После похорон матери он тихим стал. Иной раз слова клещами не вытащишь.
– За пять минут проблему не решить.
Раздражение в голосе внучки озлобило бабушку:
– Это вы чего-то там решили.
– Нет. Я поговорю с ним – все станет ясно. – Аня опустила грязную посуду в раковину. – Зла никто ему не желает.
Бабушка кивнула назидательно, относясь к затее скептически:
– Да, поговори. Поговори. А что же Нина?
– Бабушка, у нее не получилось приехать. Просто не получилось.
– Я ее просила.
– Она помнит.
– Она старше.
– Я просто узнаю, что он решил с вузом. Каким видит свое будущее.
Но бабушка упрямилась:
– Она обещала приехать.
– У нее не получилось! – Аня сделала глубокий вдох, упираясь ладонями в раковину; объяснила уже тише: – Вы виделись три месяца назад. Ба, она приедет на Рождество. Не переживай. Мы понимаем, что тебе нелегко одной. Вам нелегко.
Бабушка вымученно улыбнулась.
– Я думала, ты не захочешь переступить порог. После тех слов. Анют…
– Ты погорячилась, ба. Все были на эмоциях.
– Он тебя не послушает. Витя никого после матери не слушает.
– Куда он денется? Выслушает.
– И исчезнет на три года? Как ты?
Аня покосилась на свою холодную кружку.
– Бабуль, давай просто выпьем чаю и поболтаем. Да? Мне ведь не бежать через час на поезд. Мы во всем посоветуемся с тобой, хорошо? Но ему необходимо поступить в университет, согласна?
Бабушка кивнула. Вид измученной внучки ее разжалобил.
– Дорога к нам теперь – муки.
– Более чем. Мост рухнул.
Аня включила воду, за тщательным мытьем посуды описала уродство разломившихся свай.
– Ужас. Ужас какой! Присядь, Аннушка. Бросай эти тарелки. Ты ведь устала, – строгий взгляд немного оттаял. – Присядь, я тебя хотя бы разгляжу как следует.
– Мы на прошлой неделе видели друг друга.
– В телефоне? В том крохотном квадратике что рассмотришь-то? Нет. Это другое.
Аня кивнула согласно. Бабушка сжала ее холодные ладони в жилистом замке рук, всматриваясь теперь не во внешность, а в сумеречную глубину души.
– Ну расскажи мне, как вы там живете. Расскажи, утешь. Чуток.
– Все хорошо, бабуль. Зачем утешать? Мы справляемся.
– Ты такой взрослой стала. Ох, красота наша. – Она печально поджала губы, сникая. – Дина бы порадовалась.
И слёзы мимо воли потекли по щекам. Они впервые разделили горе.
– Непременно, – прошептала Аня, ведь тело стыло скорбью. – Да. Только представь…
***
Удар в окно прервал тревожный бег сна. Аня проснулась в кресле, немеющим лбом упираясь в шершавую спинку. Шея затекла, ноги оледенели на холодном полу. За тихими стенами разверзлась подземная чернота. Спросонья Аня не сразу поняла где находится. Она отлепила взгляд от белеющих тюлем окон, осмотрелась. Телевизор напротив приглушенно транслировал концерт. В пустом зале витал бальзамический душок лекарств. Аня обернулась на проход и поморщилась, пошевелив обескровленной рукой. В кухне горел свет.
– Где бабушка? – спросила Аня, ступая по шахматной плитке к чайнику на плите.
Витя сгорбленно сидел за столом, ковыряясь вилкой в слипшихся макаронах.
– Спать легла. У нее давление скачет.
– Что-то случилось? – беспокоилась Аня, потирая глаза. – Как поиски?
Чайник оказался пуст. Кровоснабжение в руке возобновлялось колючей пульсацией, голова раскалывались от резкого пробуждения. В полудреме комната воспринималась тускло, а непривычная обстановка только усиливала волнение.
– Вить, что случилось? – Аня настойчиво остановилась напротив брата. Лицо его краснело после мороза, веки опухли. – Мы тебе звонили. Сколько пропущенных? Двадцать?
– Извини. – Он сел к ней боком. – Забыл про беззвучный.
– Забыл?!
– Ань, тише. Только без нотаций.
– И не собиралась. – Она достала с полки стакан и плеснула из графина холодной воды. Глоток усугубил боль в горле. – Просто… – Аня прижала ладонь ко рту, но раскашлялась от першения. – Не понимаю, что происходит. Что с тобой происходит сегодня?
Брат склонил голову, незряче уставившись в одну точку среди белых лилий скатерти.
– Вику нашли, – сообщил отстраненно, словно из далекого очага сознания.
Сутулая фигура брата показалась сломанной. Она коснулась его плеча, пытаясь заглянуть в глаза, но он резко отвернулся и уронил лицо в ладони.
– Что? Вить… – В тревоге Аня о присела за стол рядом. – Пропавшую девочку? Вить?
– Да, – всхлипывал судорожно. – Ч-час назад… где-то. Под обломками моста.
Глава 2. Топь
В доме Алиевых собралась половина поселка. Поминки напоминали посиделки старых знакомых, надумавших вспомнить прошлое. Гомон голосов отяжеляло перешептывание. Люди приходили, ели, судачили, уходили. Аня наотрез отказалась присутствовать на кладбище, но проигнорировать поминки бабушка не позволила. Жалобы на слабость в ногах возымели эффект, и Аня согласилась сводить ее на окраину поселка – улочку с коттеджами на два хозяина, прежде ассоциировавшуюся у Ани с благополучием за плетущимися розами. После долгих сборов они попали в последний дивизион соболезнующих. У хозяев уже не осталось сил принимать толпы чужих людей. За поминальный обед отвечали родственники – две заплаканные женщины в траурных платках: подавали еду, наливали компот, убирали посуду. Родители девочки не спускались со второго этажа, и жители Сажного понуро сновали в прихожей и кухне.
Широкую кухню разделяли столы разной величины, составленные в два параллельных ряда. Аня сидела недалеко от входной двери: жевала ради приличия пересоленный борщ, кивала на скорбные откровения сотрапезников. Белая льняная скатерть краснела свекольными
