Самолет все еще скользил по леднику, но явно начал тормозить. Потеряв левое крыло, «Кондор» развернулся перпендикулярно направлению скольжения, и сила трения увеличилась.
Кесслер вздохнул с облегчением. «Кондор» вот-вот окончательно остановится. У них получилось! Он ослабил свою мертвую хватку и уже выпрямился было в кресле, как оторвало второе крыло самолета.
Фюзеляж перевернулся кверху дном. Все произошло настолько внезапно, что Кесслера чуть снова не вырвало из ремней безопасности. Он едва шею не свернул, все тело сковало болью.
Парень висел вверх тормашками, еле соображая, что происходит. Через пару секунд он все же осознал, что скрежет алюминия пропал. «Кондор» наконец остановился. Борясь с тошнотой, Кесслер дрожащими руками отстегнул ремни, осторожно опустился на крышу фюзеляжа и в ужасе отпрянул. Он наступил на что-то мягкое. Приглядевшись, Кесслер узнал одного из членов экипажа. Перепуганный мальчишка дотронулся до него рукой, но измазался в липкой теплой жидкости. Кровь.
— Гауптман Лихтерман? — позвал он. — Йозеф?
Ответом ему был лишь свист ледяного ветра.
Кесслер порылся в ящике под рацией и нашел то, что искал, — фонарик. Луч света выхватил из темноты тело Макса Эбельхарта, погибшего в первые секунды схватки. Продолжая звать Йозефа и Лихтермана, парень направил луч фонарика на перевернутую кабину. Так и пристегнутые ремнями, оба пилота оставались на местах, а их руки свисали, как у тряпичных кукол.
Ни один из них не подавал признаков жизни, даже когда Кесслер подобрался ближе и тронул плечо пилота. Голова Лихтермана была запрокинута, в голубых глазах угас свет. Лицо было все в темной крови, вытекающей из пробитого черепа. Кесслер дотронулся до его щеки. Она была еще теплой, но кожа уже утратила эластичность. Парень посветил на второго мужчину. Йозеф тоже погиб. Он явно ударился головой о переборку — на металле краснело пятно крови, — а Лихтерман, должно быть, свернул шею при ударе о землю.
Резкий запах топлива наконец вывел Кесслера из оцепенения, и он начал пробираться в хвост самолета, к основной двери. Рама была погнута, пришлось вышибать дверь плечом. Он выпал из самолета и растянулся на льду. Повсюду валялись детали поверженного «Кондора», и Кесслер отчетливо видел огромную борозду, проделанную многотонной махиной.
Он не знал, вспыхнет ли пожар и через сколько времени можно будет безбоязненно приближаться к «Кондору». Но оставаться снаружи долго тоже не мог, слишком холодно. Ничего не оставалось, кроме как попытаться найти то самое сооружение, которое он заметил при падении. Обождать там, убедиться, что «Кондор» не взорвется, и только тогда вернуться. Хоть бы рация уцелела. Ну а если что, можно воспользоваться маленькой надувной лодкой в хвосте самолета. Правда, до ближайшей деревни плыть несколько дней, но это ему по силам; главное — держаться берега.
Теперь, когда у него был план, на душе стало немного легче. Необходимо сосредоточиться на выживании. Будет время вспомнить своих погибших товарищей, когда он доберется до Нарвика. Не то чтобы они были сильно близки, Кесслер всегда предпочитал книги и уединение гулянкам и веселью, но экипаж есть экипаж.
Голова раскалывалась, шея дико болела. Кесслер сориентировался и направился через ледник к горе, укрывавшей узкий залив. Определить дистанцию на льду сложнее, казалось, до горы всего пара километров, но идти пришлось несколько часов, от чего парень начал прихрамывать. Тут, как назло, на него обрушился шквал с дождем. Кесслер вымок до нитки и продрог до мозга костей.
Он уже подумывал вернуться и попытать удачу с самолетом, как вдруг заметил причудливые очертания частично расположенного на леднике здания. По телу прошла дрожь, но отнюдь не от холода. Это было вовсе не здание.
Кесслер стоял у носа исполинского корабля из прочной древесины с медной обшивкой. Если учесть, как медленно ползут ледники, то корабль застрял здесь, наверное, тысячелетия назад. Ничего подобного он прежде не встречал. Хотя… нет, этого не может быть. Он подумал об иллюстрациях в Библии, которую дедушка читал ему на ночь в детстве. Маленький Кесслер обожал Ветхий Завет и до сих пор помнил размеры корабля — длина триста локтей, ширина его пятьдесят локтей, а высота его тридцать локтей.
«…И погрузил Ной на ковчег каждой твари по паре».
ГЛАВА 1
Бендер-Аббас, Иран Настоящее время
Видавший виды корабль слишком долго стоял на якоре в порту Бендер-Аббаса, что не могло не привлечь внимания иранских войск. С ближайшей военно-морской базы послали патрульный катер, направившийся прямиком к стопятидесятиметровому судну.
Корабль носил имя «Норего» и принадлежал Панаме, если верить флагу, развевавшемуся на флагштоке. Похоже, до этого он всю свою жизнь возил смешанные грузы. Подобно деревьям без ветвей, на борту возвышались пять грузовых стрел, три на носу и две на корме. Их окружало множество раскрашенных в яркие цвета контейнеров, выстроенных до самых иллюминаторов на мостике. Несмотря на немалое их количество, судно стояло на воде довольно высоко, так что над водой до нагрузочной марки оставалось не меньше пяти метров красной необрастающей краски. Монотонно-синий корпус судна явно давно не перекрашивали, верхняя часть надстройки и вовсе была зеленоватой. Две дымовые трубы настолько измазались сажей, что их первоначальный цвет определить было невозможно. Над кораблем сгущалась мрачная завеса дыма.
На корме грудились металлические леса, и люди в засаленных комбинезонах работали над подшипником руля.
Когда проворный патрульный катер приблизился, его капитан поднес ко рту мегафон.
— Эй, на корабле! — заговорил он на фарси. — Примите к сведению, что мы собираемся подняться на борт.
Затем Мухаммед Гами повторил свои слова на английском, международном языке морской торговли.
На мостике тотчас же появился тучный человек в мокрой от пота офицерской рубашке. Он кивнул подчиненному, и «Норего» спустил трап.
Рассмотрев его получше, Гами заметил погоны на его плечах и слегка удивился: что человек с таким званием делает на этой развалине? Брюхо капитана «Норего» свисало над ремнем сантиметров на двадцать. Волосы под белой фуражкой были смолисто-черного цвета, с редкими прожилками седины, на лице щетина. Оставалось лишь диву даваться, где владельцы корабля откопали такого типа.
Проверив на всякий случай кобуру, Гами ступил на трап и начал подъем. Его заместитель следовал за ним по пятам. Один из матросов дежурил за пулеметом, другой стоял неподалеку с «АК-47» за спиной. Поднимаясь, Гами заметил, как капитан отчаянно пытался пригладить волосы и расправить грязную рубашку.
Мухаммед встал на борт и осмотрелся. Тут и там сверкали трещины, свежей краской здесь и не пахло. Ржавчина покрывала практически каждую поверхность, не считая транспортировочных контейнеров. Видимо, они не так долго находились на борту. Часть перил отсутствовала, их заменили цепью. Коррозия настолько повредила надстройку, что та, казалось, вот-вот рухнет.
