— Ты как там, парень? — спросил Лихтерман, перекрыв поток горючего.
— Вроде… вроде в порядке, — запинаясь, ответил Кесслер. — Откуда взялись те самолеты?
— Я даже не успел их разглядеть, — признался пилот.
— Это были бипланы. Ну, тот, что я подбил, — точно.
— «Суордфиш», не иначе. Видать, Союзники припасли для нас пару трюков в рукаве. Запускали явно не с КАМа, ракетные двигатели разнесли бы их на куски. У британцев новые игрушки.
— Но мы бы заметили, как они взлетали!
— Что ж, видно, они засекли нас и поднялись в воздух еще до того, как мы обнаружили конвой.
— Нужно немедленно передать информацию в штаб.
— Йозеф уже над этим работает. Правда, ничего, кроме помех, мы так и не услышали. Через полчаса будем над побережьем, там связь получше.
— Какие будут приказания?
— Сиди и будь начеку, не хватало нам еще истребителей на хвосте. Мы и сотни узлов не набираем, нас с легкостью догонят.
— А как же лейтенант Эбельхарт и унтер-офицер Дитц?
— Не у тебя ли, случаем, отец священник?
— Дед. В нашей лютеранской церкви.
— Пускай помолится, как возвратимся. Эбельхарт и Дитц погибли.
Повисло тягостное молчание. Кесслер все вглядывался в темноту, ища глазами признаки вражеских самолетов и в глубине души надеясь их не найти. Казалось бы, на войне как на войне… так откуда же это гнетущее чувство вины? Почему так трясутся руки и сводит живот? И зачем только Лихтерман упомянул его дедушку! Можно себе представить его реакцию. Он терпеть не мог глупых политиков и эту проклятую войну, а теперь еще и внук стал убийцей! Кесслер никогда больше не осмелится взглянуть ему в глаза.
— Вижу берег, — нарушил тишину Лихтерман сорок минут спустя, — так и до Нарвика доберемся.
«Кондор» летел в километре от земли. Северное побережье представляло собой малоприятную пустошь, где пенистые волны разбивались о безобразные скалы.
Кесслер воспрял духом. Как ни странно, он испытал облегчение. Не то чтобы его шансы на выживание при падении выросли, но все же лучше разбиться здесь, где твое тело смогут отыскать и как положено предать земле, чем безвестно уйти на дно океана, как подбитые им бедолаги.
И тут судьба сыграла с ними злую шутку. Внешний двигатель, всю дорогу еле тарахтящий, но удерживавший самолет в равновесии, внезапно отказал. Спасительный винт превратился в огромный кусок металла, тянувший «Кондор» к земле.
Лихтерман вцепился в штурвал в отчаянной попытке не дать «Кондору» уйти в штопор. Но самолет не мог лететь с тягой на правом крыле и сопротивлением на левом. Он то и дело норовил накрениться влево и упасть.
Кесслера отбросило на пулемет, патронная лента обвилась вокруг него будто змея. Она ударила его по лицу, отчего в глазах потемнело и из обеих ноздрей брызнула кровь. Увесистая лента снова чуть не задела его, он вовремя увернулся и прикрепил ее к переборке.
Лихтерману еще несколько секунд удавалось выравнивать самолет, но он прекрасно понимал, что шансов у него нет. «Кондор» нестабилен, и, чтобы посадить его, нужно было уравновесить тягу и лобовое сопротивление. Пилот дотянулся до переключателей и вырубил правые двигатели. Неподвижный винт на левом крыле все еще создавал сопротивление, но с этим Лихтерман мог справиться. Теперь он управлял огромным планером.
— Кесслер, дуй сюда и пристегнись, — проревел он в микрофон, — посадочка предстоит не из легких.
Кесслер отстегнулся и уже собирался покинуть свою позицию, как вдруг его взор привлекло странное сооружение, частично расположенное на леднике. Или что-то настолько древнее, что ледник уже начал поглощать его?.. Времени разглядывать не оставалось, но это было нечто огромное, вроде сокровищницы викингов.
— Герр гауптман, — тут же крикнул Кесслер, — там, в проливе!.. Какая-то постройка. Кажется, там можно сесть на лед.
Лихтерман ничего не видел. Под ними расстилалась бескрайняя пустошь, испещренная острыми, как кинжалы, ледяными глыбами. При приземлении с шасси можно будет попрощаться, а лед порвет обшивку, как бумагу.
— Точно?
— Да, на самом краю ледника. Еле разглядел, но там определенно было здание.
С выключенными двигателями у Лихтермана была только одна попытка. Он вывернул штурвал, отчаянно борясь с инерцией «Кондора». При повороте самолет потерял часть подъемной силы, стрелка высотометра с удвоенной скоростью устремилась к нулю. С законами физики не поспоришь.
Огромная махина понеслась назад, держа курс на север. Впереди возникли очертания горы, из-за которой Лихтерман не увидел ледник. В ту минуту он благодарил Бога за яркий лунный свет, ведь он мог отчетливо различить нелепо выделяющееся белоснежное пятно льда не меньше двух километров в длину. Никакого здания, правда, Лихтерман не заметил, да и неважно. Сейчас он был сосредоточен только на этом клочке льда.
Почти по всей своей длине он возвышался над водой, а в конце упирался в расщелину в скале, отвесную стену льда настолько толстого, что в лунном свете он отливал голубоватым.
«Кондор» камнем падал вниз. Лихтерман еле успел выровнять самолет, едва не задев крылом камень. Выглядевший гладким за сотни метров, лед оказался куда жестче при приближении, будто бы море мелких волн в одно мгновение застыло. Шасси Лихтерман выпустить все же не осмелился. Обломись одна из стоек при посадке, самолет перевернет через крыло и порвет на куски.
— Держись! — прохрипел он.
Кесслер занял место радиста и пристегнулся. Вокруг не было ни единого иллюминатора, и в кромешной тьме парень мог различить лишь ярко горевшие цифры на рации. Услышав короткий сигнал пилота, он мигом согнулся в три погибели, прикрывая шею руками и сводя локти с коленями, прямо как на учениях. Слова молитвы срывались с его губ.
С огромной силой «Кондор» ударился о поверхность ледника, подскочил на пару метров и снова рухнул вниз. Громкий скрежет металла о лед напоминал звук поезда в тоннеле. Кесслера едва ли не вырвало из ремней безопасности, но он так и остался в позе эмбриона. С жутким грохотом самолет наткнулся на что-то большое, все внутри заходило ходуном. Крыло зацепилось за ледяную глыбу, и «Кондор» завращался, щедро теряя детали.
Неизвестно, что лучше: сидеть здесь в пугающем неведении или своими глазами наблюдать из кабины пилота, как самолет разносит на куски.
Под ногами Кесслера что-то громко хрустнуло, плексигласовую перегородку втащило внутрь, громадные куски льда били по самолету; но непохоже, чтобы они хоть чуть-чуть замедлились.
Раздался оглушительный треск, и парень почуял характерный запах высокооктанового топлива. Он догадался, что это отлетело крыло, ударившись о скалу. Хоть Лихтерман и слил большую часть горючего, его еще немало осталось в топливопроводе.
