Этот вывод был почти освобождающим.
Он отпил последний глоток, надел очки и набрал на мобильном номер единственного человека, который еще мог ему помочь.
— Здравствуйте, Мария. Это Роман Барсуков… Извините, что беспокою вас. Я попросил у полковника Фирсова ваш номер телефона… Да, я еще на работе. Я бы хотел поговорить с вами… Нет, лучше не в Управлении… Да, это Фирсов посоветовал мне позвонить вам. Я знаю, что обо мне говорят, но, пожалуйста, я просто прошу вас довериться мне… Я сейчас в баре… Если можно… Да, это очень срочно… Спасибо. (Он назвал ей точный адрес.) Отлично. Тогда я буду ждать вас здесь. До встречи.
Он заказал еще водки и достал портрет Дианы, последней пропавшей девушки. Затем он достал еще две: гораздо более старые фотографии, потускневшие со временем. Он смотрел на них и изучал их столько раз, что мог бы закрыть глаза, и они не потеряли бы своей остроты в его сознании.
По мере того как снимки нахлынули на него привычным вихрем воспоминаний, вины и гнева, подполковник начал мобилизовывать свои воспоминания, чтобы убедить своего коллегу взять на себя давнее нераскрытое дело и предотвратить убийство, которое, как он был уверен, должно было произойти через несколько дней.
Глава четвертая
Отдел по борьбе с убийствами УМВД Симферополя
Старший лейтенант Мария Райская положила трубку и сердито покачала головой.
«Черт», ворчала она про себя.
Коллеги подняли глаза от своих папок и бланков и посмотрели на нее с улыбкой на лице. Глядя на них, Мария поняла, что кто-то уже сказал им об этом. Это был очередной удар в спину.
— Что происходит, Маша? − поддразнил один из них. − Что-то не так?
— Фирсов приплел ко мне этого шута Барсукова с его серийными убийцами.
Вся команда убойного отдела, вынужденная делить один большой кабинет, разразилась хохотом. Подполковник Роман Барсуков стал посмешищем в отделе убийств: с годами у него появилась настоящая одержимость старыми ритуальными убийствами — по его словам, он донимал своих коллег и начальство просьбами возобновить расследование.
— Мария, они только что назначили тебя ответственной за «глухари», поэтому кажется очевидным, что они просят тебя объединиться с Барсуковым, не так ли? — спросил молодой шатен.
— Не сомневайтесь. Я с нетерпением жду этого. И чтобы ты знал, Писарский, нам приходится заниматься и этим, — объявила Мария.
Она встала и вытащила ящик, в котором хранила свои личные вещи, готовясь к переходу в новое подразделение, которое, по общему мнению, было чистилищем для любого сотрудника отдела.
— Куда ты отправляешься?
— Тебя не спросили, — процедила Мария сквозь зубы.
В боевом настроении она направилась в кабинет их начальника — полковника Якова Фирсова.
— Мария, я не думаю, что это хорошая идея… — предупредил Илья Дейч, один из коллег, с которым она лучше всего ладила.
Мария Райская была хорошей полицейской, но вспыльчивой: она была из тех людей, которые всегда считают нужным показать себя, что делало ее особенно непопулярной среди начальства, которое в итоге забывало о ее следственных навыках в пользу ее «большого рта»: любая возможность была достаточно хороша, чтобы запереть ее в кабинете и ограничить ущерб от ее «цветистой диалектики», как определил ее шеф.
— Не волнуйся, я не намерена всаживать в него пулю. По крайней мере, не здесь, — пошутила Райская.
Мария постучала в дверь и не стала дожидаться, пока начальник пригласит ее войти.
— Чувствуй себя как дома, Райская, — с сарказмом сказал полковник Яков Фирсов вспыльчивому бывшему напарнику, с которым он даже успел пару лет вместе проработать в уголовном розыске.
Женщина закрыла дверь, расширила глаза и в недоумении раскрыла руки.
— Ладно, послушай, я понимаю ситуацию. Коллеги хотят мне отомстить? Ладно, хорошо. Это сучий ход, но ладно. Они хотят разрушить мою карьеру? Это уже практически сделано. Но Барсуков? Неужели я так низко пала?
— Он скоро умрет, Маша. Это самое малое, что мы можем сделать. Выслушай его, сделай вид, что воспринимаешь его всерьез. Я не прошу тебя делать ничего другого. Он один из нас, несмотря ни на что.
— Так что же мне делать? Переспать с ним?
— Нет. Роман с прежней энергией уже не работает, − с иронией ответил шеф, − Его жизнь подходит к концу, и он вряд ли вернется в строй.
— Мне действительно жаль его… И что? Мне должны быть интересны его разглагольствования о серийном убийце только потому, что он умирает?
— Присаживайся.
— Мне не хочется садиться. Это твоя идея?
Фирсов не ответил и закрыл папку на столе.
— Я так и знала. Хочется убрать меня с глаз долой, не так ли?
Подполковник кивнул, бросил на старлея злобный взгляд и жестом попросил понизить голос.
— Успокойтесь и сядьте, Мария.
Она уселась и недовольно скрестила руки.
— Маша, пожалуйста, — сказал Фирсов, протягивая ей картонную папку.
Райская взяла его с подозрением. Это было досье полицейского: капитана Евгения Кротова.
— Что за…?
— Читай дальше.
Как выяснилось из текста, капитан Евгений Кротов был следователем, специализировавшимся на сектах и ритуальных убийствах, работавшем в ГУВД Санкт-Петербурга во втором отделе центральной оперативной службы — структуре, занимавшейся расследованием громких нераскрытых дел — «висяков» и консультирующей региональные структуры МВД.
— Я очень рада за него, но…
— Читай также сопроводительную записку.
На второй странице находился служебный ордер, извещавший УВД о переводе его в подразделение нераскрытых преступлений убойного отдела Симферополя.
— Не говорите мне об этом…
— Да, он твой новый коллега.
— Ну да, ну да. Как я об этом не подумала? Напрямую не получается уволить меня из отдела убийств. Теперь вы присылаете мне няньку прямо с Питера. Большое спасибо, Яков, — сказала Райская, резким жестом закрывая папку.
— Еще раз откроешь, и я отправлю тебя работать охранником на стадион «Таврия», ясно?
Жесткий тон Фирсова застал Марию врасплох: под его жесткой внешностью скрывалась мягкость, он был одним из немногих ее союзников в Управлении, и он почти никогда не использовал жесткость на службе. А если и использовал, то только потому, что она со своим «большим ртом» переходила черту.
— Я не знаю, кто такой этот Кротов, но с таким резюме, если его сюда направили, это должно быть санкцией, — продолжал полковник. − Он последние два месяца находится в профилактическом оплачиваемом отпуске — кто знает, что это значит. Наверное, он сделал какую-то глупость или наступил кому-то на пятки. Но меня это не волнует. Меня интересует то, что вы оба сразу же приступите к работе.
— И в чем будет заключаться эта работа? Выступать в роли сиделки для этого
