Черный Генерал вновь остался один. Посреди бескрайней долины, под небом, затянутым тучами, мокнущий под черным дождем, где каждая капля — вся та боль и страхи, что терзали душу маленького воина.
Из-под рваной накидки показалась сухая, изнеможденная рука. Настолько, что казалось, будто это скелет, обтянутый пигментной кожей.
Крона единственного дерева задрожала, а затем из неё выпорхнула величественная, огромная птица. Величиной со взрослого, горного орла, она опустилась на хрупкое запястье.
— Думаешь, наши слова найдут уши внемлющего? — произнес в пустоту Черный Генерал.
— Кья-я-я! — пронзительно пропела птица Кецаль, а затем яростно захлопала крыльями.
— Я знаю, мой пернатый недруг. Знаю… но в данном случае у нас с тобой одна цель. А теперь — лети. Просвет стал достаточно большим, чтобы ты смог через него пройти. Найди его. Он нужен ему сейчас больше, чем когда-либо… Но поторопись. Кто знает, как долго окно останется открытым.
— Кья-я! — вновь пропела птица, а затем взмахнула крыльями.
Она поднималась все выше и выше к гранитному небу, направляясь к единственному, небольшому, синему просвету на его черной глади.
— Потерпи еще немного, мой славный потомок, — прошептал во тьму Черный Генерала. — скоро боль уйдет…
Глава 1307
Рассвет в долинах… он почти такой же, как в горах. Когда небо тонет в золоте рассветного пожара, а тот, всеми силами, пытается пожрать отступающие войска ночной тьмы. И где-то посередине между ними разливается кровавая река, как свидетельство битвы между двумя армиями.
Наверное, сравнение не из лучших. Таким не завоюешь сердце молодой девы и не снискаешь себе славы поэта.
Но Хаджар не искал благосклонности молодых дев, да и поэтом он не был.
Он, и вовсе, уже давно не знал, кем является на самом деле.
В последнее время он все чаще находил себя в одиночестве, посреди бескрайнего жизненного маршрута, в котором нет никаких наглядных направлений. Где не знаешь, не то, что как идти, а банально — куда идти.
Хаджар, опираясь на вырезанный из ветви посох (спасибо Иции), держал в руках Алый Клинок. Черная поверхность клинка, на котором красными нитями вились облака, через которые единственными синим пятнышком пробивалась птица Кецаль.
Хаджар замахнулся и попытался ударить наотмашь, но рана дала о себе знать и, в очередной раз, он споткнулся (теперь уже о посох) и упал на землю.
И, так же в очередной раз, вонзив меч в землю, он с трудом, но поднялся. Вот только — зачем? Даже если он справиться. Даже если сможет убить Дергера и снять проклятие с Аркемейи, то обнять своего сына ему уже будет не суждено и…
— Все это не важно, — процедил Хаджар, будто спорил сам с собой. — если он будет жить, то все это не важно. Ничего не важно…
Может, Хаджар хотел сказать себе что-то еще, но не успел. Его окликнул Абрахам.
— Мы готовы, Чужак? Ты как? Все же решил идти дальше?
Хаджар, вместо ответа, отряхнулся (насколько позволяла двигаться рана)от земли и пошел по склону к небольшой тропе. Убирая клинок в ножны, он так и не заметил, как синее пятнышко Кецаль стало чуть ярче и, наверное, даже, чуть больше.
Хотя, пожалуй, это и не было так важно.
— И зачем мы его тащим, — ворчал Густаф. Он, в данный момент, поправлял рессоры на их дилижансе. — если раньше Чужак и его… прЫнцесса казались мне лишним балластом, то сейчас… Не забывай, Абрахам, что…
— Смерть всегда близко, — перебил Абрахам, сидящий на козлах. — Да-да, я в курсе, Густаф, спасибо, что напомнил.
Гай, стоявший прислонившись к высоченному колесу, наблюдал за тем, как, кряхтя, словно старик, Хаджар поднимался по ступеням внутрь повозки.
— Мы и так слишком сильно рискуем, — либо молодой набрался смелости, либо это был первый раз, когда Хаджар слышал от лучника более-менее связанную речь. — Гэвэна… Тенед, знает нас в лицо. А мы понятия не имеем, с кем она ведет там свои дела. С повстанцами или с правящей партией. Тем более у нас на плечах теперь груз в виде адепта-калеки.
Хаджар сверкнул глазами в сторону лучника. Тот поднял ладони в примирительном жесте.
— Ничего личного, здоровяк, — произнес он. — но в таком состоянии, ты действительно ничем не лучше калеки.
— Знаю, — коротко ответил Хаджар и исчез внутри повозки.
— Иция, что скажешь? — Абрахам обратился к девушке, разбиравшей внутри дилижанса разнообразные тюки.
Та, вместо ответа, только промолчала. За прошедшие дни совместного приключения, Иция и Тенед успели сблизиться. Подругами их назвать было нельзя, но для адептов даже такие теплые отношения — большая редкость.
В мире ограниченных ресурсов, где каждый сражается за то, чтобы стать сильнее, найти теплую душу — задача не из тривиальных.
— Понятно, — протянул Абрахам. — В общем, господа, слушаем легенду. С нами едет наш боевой товарищ — Хаджар. Благо имя у него такое распространенное, что я даже парочку гномов тезок знаю… Но не суть. Боевой наш товарищ пострадал в…
— Бою, — подсказал Густаф, забирающийся внутрь следом за Хаджаром.
— Не верно, друг мой. В каком таком бою можно получить одну единственную колотую рану в живот. Тем более в его энергетическом теле явные следы яда адептов. С такой легендой мы даже первой заставы не пройдем.
— Тогда что? — спросил Гай, замкнув шествие и втянув за собой лестницу.
Дилижанс (насколько же вместительным был пространственный артефакт Абрахама, раз в него умещалась такая махина) поражал своими габаритами. Две пары колес, каждое с диаметром в полтора метра, имели в ширину целую ладонь.
Рессоры толщиной со ствол молодого дуба. Высотой повозка превышала пять метров, а её “стены” были сделаны не из простой белой ткани, а из магической.
По такой придется нанести удар в полную силу Повелителю, чтобы рассечь. Стоимость метра такого удовольствия начиналась с двух капель эссенции реки мира. А конечная стоимость зависела от черноты рынка, на котором ты её покупал.
Длиной дилижанс тоже отличился — семь метров. Но самым впечатляющим было иное.
Запрягли в него одну единственную лошадь. Казалось бы — чего в этом такого. Ну лошадь и лошадь.
И все бы ничего, но она была… механической. Хаджар сперва даже не поверил своим глазам.
Конь, сделанный из стали и дерева, являлся каким-то сложным, магическим механизмом. Множество шестеренок крутились в едином, на первый взгляд, хаотическом порыве. Из ноздрей “животное” выдыхало желтоватый пар. Тот, густым конденсатом опускался на зеленую траву, покрывая её пахучим порошком.
Явно — отходы жизнедеятельности механизма.