бывает»[12]. Необходимым для господствующих классов влиянием на народные массы может обладать только та религия, которая зародилась в самих массах как ответ на их насущные жизненные потребности. Именно такой религией и явилось христианство, выражавшее в своих первоначальных формах и гневный протест угнетенных и обездоленных социальных низов против тяготевшего над ними классового гнета, и вместе с тем трагическое сознание своего бессилия завоевать себе лучшую участь. Безысходный страх и горькое разочарование закономерно влекли за собой исступленную мечту найти для себя хотя бы призрачное утешение в религиозной фантазии. «Всеобщему бесправию и утере надежды на возможность лучших порядков, — пишет Ф. Энгельс, — соответствовала всеобщая апатия и деморализация»[13].
В этой социальной обстановке, приводящей к усиленному росту мистических настроений, христианство должно было мало-помалу завоевать себе признание на всем протяжении римского мира и даже частично за его границами. Численный рост христиан, разумеется, сопровождался также определенными качественными изменениями в их религиозной идеологии. Примитивные представления раннего христианства, дополняясь всякого рода заимствованиями и вновь выработанными догматами, нередко искажались до неузнаваемости. И прежде всего совершенно изменился образ спасителя Христа, который из смутно оформленного орудия божественного правосудия, обещанного людям в будущем, превратился в конкретное человеческое воплощение всевышнего бога. Оказалось также, что очеловеченный бог жил на земле под видом якобы определенной исторической личности — иудея Иисуса, который будто бы умер искупительной смертью за грехи людей и затем воскрес. И, наконец, все эти события будто бы произошли уже за несколько десятков лет до того, как в «Откровении Иоанна» было предсказано еще лишь предстоящее пришествие божественного спасителя.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ И СОЦИАЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ МИФА О ХРИСТЕ
О том, что предполагаемый основатель христианства Иисус Христос не был в действительности реальной личностью, а является вымышленным, мифическим образом, достаточно ясно свидетельствует, между прочим, само его имя. Греческое слово Христос, как мы знаем, означает то же, что еврейское слово Мессия — божественный избранник, «помазанник». Что касается имени Иисус — по-еврейски Иошуа, Иешуа, Осия, — то так назывался один из древнейших еврейских племенных богов, и это название сохранилось у евреев для обозначения понятия божества вообще. Трудно допустить, чтобы какой-нибудь реально существовавший человек носил имя бога и божественного «помазанника», как хотят уверить нас христианские священные книги.
Но мифичность Иисуса Христа становится совершенно очевидной, если мы обратимся к развитию его образа в литературных источниках. Наиболее раннее из христианских сочинений — «Откровение Иоанна», написанное, как известно, в 60-х годах I века, вообще не знает подобной личности. И сам Иоанн, и его сподвижники, которые, кстати сказать, называли себя еще не христианами, а иудеями, верили отнюдь не в воплощение божества, якобы уже имевшее место в прошлом, но лишь в будущее пришествие небесного спасителя и притом твердо надеялись на то, что оно должно совершиться буквально со дня на день. «Се, гряду скоро, и возмездие мое со мною, чтобы воздать каждому по делам его», — читаем мы в «Откровении» (глава 22, стих 12). Таким образом, Христос, по указанию древнейшего литературного памятника самих христиан, во всяком случае, не появлялся среди людей раньше конца 60-х годов I века, а в эти годы они его еще только ожидали. И вот возникает вопрос: если Иисус Христос действительно существовал, то когда же и где именно?
Поскольку Иоанновы пророчества, разумеется, не сбылись и ожидавшееся пришествие божественного спасителя не состоялось, но, тем не менее, число верующих в него непрерывно увеличивалось, перед руководителями христианских общин возникла чрезвычайно острая проблема — примирить мечты и обещания с объективными фактами. К тому же по мере распространения христианства состав его последователей все более пополнялся новыми, чужеродными элементами, причем не только в смысле этнической[14] принадлежности, но и общественного положения. Если первыми христианами были представители низших классов, главным образом рабы, то постепенно, во всяком случае начиная уже со II века, к ним стали присоединяться и более высокостоящие лица.
Многих привлекали к себе организационные формы жизни христиан, внутренняя сплоченность их общин или церквей (от греческого слова — божье достояние), применяемые ими меры взаимопомощи и т. д. Торговцы были заинтересованы в использовании крепких связей, существовавших между христианскими общинами независимо от места их нахождения. Даже то обстоятельство, что христианские общинники были обязаны — по крайней мере на первых порах — материально поддерживать друг друга и что каждый новый член общины должен был отдавать ей известную часть своего состояния, по существу, вовсе не являлось для имущих последователей Христа особенно тяжелым бременем. Согласно рано установившемуся обычаю, тот, кто делал больше пожертвований в пользу своих единоверцев, избирался ими на пост руководителя общины — епископа (это старинное греческое слово означало надзиратель, надсмотрщик) — или по крайней мере становился одним из членов общинной администрации, которая по мере умножения ее функций стала строиться по иерархическому[15]принципу.
Возникшая таким образом христианская церковная иерархия, получившая название духовенства, или клира («кирьякон» — по-гречески жребий, так как первоначально руководители христианских общин выбирались по жребию), уже в течение II–III веков почти целиком оказалась в руках представителей новой, экономически сильной христианской верхушки. С другой стороны, занятие высших должностей в христианском духовенстве немало способствовало приобретению занимавшими их лицами как материального могущества, так и определенного общественного веса. Не удивительно, что эти должности привлекали к себе, между прочим, и разного рода авантюристов и карьеристов, о чем ярко свидетельствует замечательный греческий писатель II века Лукиан Самосатский (родился около 120—умер около 180 года). В его рассказе «Смерть Перегрина» изображен некий честолюбец, который не только проник в среду христиан, но даже принял активное участие в составлении их священных книг.
Указанные перемены в социальном составе последователей христианства, естественно, наложили соответствующую печать и на их религиозные представления. Во II–III веках ведущую роль в большинстве христианских общин стали играть люди имущие, владевшие рабами и отнюдь не заинтересованные в потрясении основ рабовладельческого общественного строя. Они не только трепетали перед народными восстаниями, но совсем не желали и прихода небесного спасителя, призванного установить справедливость и сокрушить существующие эксплуататорские порядки. Они были кровно заинтересованы в том, чтобы рабы безропотно трудились на них, на своих господ, и чтобы вообще все стоящие ниже на социальной лестнице смиренно повиновались тем, кто стоит выше. Вот почему уже в средних десятилетиях II века появляется ряд новых христианских сочинений, ни по содержанию, ни по настроениям совершенно непохожих на их литературного предшественника — «Откровение Иоанна». Это прежде всего — четырнадцать пастырских посланий, адресованных различным общинам и лицам, авторство которых приписывается некоему апостолу (странствующему проповеднику) Павлу, и в
