Подь сюды, рыло тартыжное, чего как бобыня стоишь? — с возмущённым выражением лица Тимоха послушался наглого оборотня. — Давай обопрись руками о пень, зад подними, дугу собою сделай, чтоб братцу легче через тебя и пень кувыркаться было…
Живорот побагровел от слов о том, что нужно будет кувыркаться, ведь немолод был, хоть и в охотниках ходил до сих пор. Тем не менее Тимоха образовал дугу, выставив перед собой руки, коими упёрся в пень, с надеждой поглядывая на брата, чтоб тот поскорее избавил старика от напряжения и покувыркался сколько надо…
— Да не переживай ты так! Ветер, ветер, ты могуч, — внезапно сбился кот. — А, блин, не то! Ладно! — уставился он на оцепеневшего Живорота. — Давай семь раз кувыркнись через братца и каждый раз проговаривай: даю душу свою не во зло, а во благость…
Живорот неуверенно принялся выполнять указание кота. Первый кувырок. Промямлил, что никто ничего не понял, тогда Милан нагло подошёл и пнул мужика под зад, что тот подлетел и сразу понял что к чему. Волшебный пинок придал ему уверенности, таким образом в разы повысили качество проныривания через Тимоху и более различимую речь после сего действа.
Навья хмуро ожидала окончания ритуала, явно желая уже отправиться в лес, да избавиться скорее от проклятия, однако приходилось наблюдать дурачество двух взрослых мужчин, да кота, который и устроил данное представление, ведь она знала, что…
— …а во благость… Фух, кот, ты меня так погубишь, окаянный… — закончив свои кувырки и проговоры, еле вымолвил Живорот.
— Отлично, — Милан вытянул мохнатую руку, что истекала кровью, перед мужчиной. — Хватай.
Как только дядька вцепился в мохнатую руку оборотня, так сразу потерял сознание, и его тело рухнуло наземь. Тимоха не сводя глаз с бездушного тела своего брата, которое могло лишь дышать да и только, выпрямлял спину.
— Могу ли я задать вопрос? — тихо спросил мужчина.
— Могешь, конечно! — выпятил спину оборотень, после того как попробовал подобрать слезу, что ему, конечно, после ритуала, удалось, и трепетно уложил Живорота. Его душа была уже позади кота, вот только видеть её мог единственно окаянный и смерда. Она беспокойно парила, пытаясь совладать с нового рода гравитацией, и представляла она знакомого нам Живорота, только молодого, в самом расцвете сил, да голенького, что он засмущался, прикрывая себя руками. — Да, не переживай ты так! — обратился он к душе мужчины, что бесновалась у него за спиной. — Не видит тебя твой братка.
— Как?! Он тут?
— Тут! — хихикая вмешалась навья.
— Ты хотел что-то спросить, — повернулся Милан обратно.
— Э-э-э, я здесь поразмыслил… — почёсывая репу, мекал Тимоха. — Кувырки были необязательны?
— Да! — с гордостью объявил кот и разразился громким смехом. Это и услышал Живорот, будучи в мире душ, потому хотел настучать оборотню по голове, вот только не смог — ведь его плоть проходила сквозь материальное. Говорить не мог, однако мысли его доносились до тех, кто его видел.
— Козёл ты драный, а не кот! — донеслось до Милана, но он не обратил внимания и повернулся в сторону леса.
— Мне нужен мешок, кой смогу повесить за горб и два кинжала, — хоть и стоял он спиной к Тимохе, тот понял, что обращались к нему, потому без слов он метнулся в избу.
— Милан, — навья с нешуточным лицом обратилась к коту, кой сменил лицо на более серьёзное, вглядываясь вглубь тёмного и опасного леса. — Ближе к моему телу я буду терять над собой контроль, потому не обижайся, коли я нападу на тебя.
— Да не переживай ты так, — в разы спокойнее и рассудительнее произнёс он данную фразу, кою до этого насмешливо и весело покрикивал, что она с его уст показалась совсем иной. — Не впервой мне тела проклятых упокаивать, знаем…
Из избы выбежал Тимоха с тем, чем нужно, а за ним дылды-сыновья, что с тупыми рожами глядели на кота и на навью, не замечая Живорота, что лежал без сознания у пня, а душа его, завидев родичей, принялась махать, ано осталась незаметной. Схватив кинжалы и закинув мешок за спину, сделав глубокий вдох, в мгновение ока испарился, как могло показаться, однако человеческий глаз не смог уследить его звериную силу и ловкость, с коей он оттолкнулся и устремился вглубь леса. Навья же оставив лошадей, но не освобождая их от проклятья, что можно было судить по их глазам, из которых струился тёмный, густой туман, поспешила по воздуху за ним, как и Живорота душа, что была “привязана” к Милану и явно не ожидала резкого перемещения.
— Ну что, Живорот, готов узреть весь ужас лихой чащи? — чуть ли не про себя проговорил кот, во время преодоления лесных преград, то мчась на четырёх конечностях, держа клинки в зубах, то скача от ветки к ветке, оставляя бурьяны и топи позади. И поначалу эти слова не вселяли никакого страха — чего уж там, Живорот в настоящем лесу столько дичи зарубил, что знает данный лес, или хотя б его ближайшую к охотничьей избе часть наизусть. Да и не понимала душа мужчины: с чего это вдруг лес стал проклятым, коли ходили они в него часто и ничего не случалося, вот только новости о том, что покинули этот лес богатыри, наводили на то, что по данной причине теперь лезет всякое лихо из него.
Размышления эти дошли и до кота, и до навьи, что за счёт того, что летала, уже настигла оборотня, и пока оставалась в каком-никаком трезвом от проклятия сознании, дала ответ:
— Новоградские колдуны и богатыри сдерживали нечисть долгое время, пока князь в княжестве бытовал. За это время люди лихого натворили во всём княжестве. А лихо не спит, лихо помнит всё, потому, как князь из княжества уехал в Киев, сдерживать смерду стало некому, а родилось её ой как много за это время, — тут же Живоротская душа заметила, как побагровели листья, как посерела трава и как земля осушилась чуть ли не в мгновение. Густой туман, словно парное молоко, окутал каждый шаг этой некогда для охотников в летнее время зелёную-презеленую чащу. Олени в страхе бежали оттуда в сторону, где не так ужасно, где не так смердит. Послышались волки, что скудно выли, не как мощные и свирепые животные, что могут навести ужас, а словно шавки подзаборные, что получили хворостиной хлёстко.
Однако Милану было нипочём: он стремительно преодолевал расстояние. Не оборачиваясь, не изменившись во взгляде, этот оборотень то ли как тигр, то ли как домашний резвый кот, не важно, а важно лишь было то, что даже навья не всегда поспевала