Но если бы довелось распить с соседом чашечку -рюмочку, засидеться за полночь и «открыть душу» - вот тогда чужой мир разворачивается и понимается. Иногда результатом встречи становится переселение в новый миф как в общий приступ футбольного боления, в ритуалы охоты или рыбалки.
Идеология тоже говорит и показывает, увлекает за собой в атмосфере встречного роста симпатии и доверия. Невозможно увлечься внешней и объективной идеологией. Политический роман не обязательно взаимен (обычно нас просто используют), но, с точки зрения мифического субъекта, объект идеологии -объект возвышенный и прекрасный, стимулирующий и зовущий. Мы влюбляемся по глупости, но верим в закономерность изначального выбора.
Здесь напрашивается сентенция о том, что идеологическая ангажированность - выражение произвольного субъективного вкуса, на который товарища нет, но кантовская «Критика
2 Лосев В.Ф. Философия. Мифология. Культура. М. «Политиздат», 1991. С. 23.
способности суждения» развенчивает этот стереотип. По Канту, суждения эстетические отличаются от кулинарных вкусов именно наличием всеобщих априорных оснований. Суждения политические тоже не обрабатывают данные опыта, но интерпретируют любой контакт с реальностью. Почти в любом идеологическом споре стороны остаются на изначальных позициях. Кто и кого обратил в свою веру в итоге бурной полемики на сетевом форуме или на ютубе? Потрепанные спорщики возвращаются к своим причалам, а лайки и дизлайки подписчиков распределяются исходя из численности полярно заряженных аудиторий.
Идеологические «измы» универсальны и необычайно устойчивы -как религиозные догмы, которые не страдают от научных опровержений и доводов здравого смысла. Поэтому отдельная идеологическая тема кажется нам лишь аранжировкой знакомой мелодии. Молодая (социалистическая или капиталистическая) республика в кольце врагов - вот ретро-шлягер на все времена и на любые политические погоды.
От продуктов случайного предпочтения политику отличает и ее материал. Дело в том, что идеология - это любовь к идеям, а не гормональная реакция. Сводить политический выбор к чистой страсти - значит, следовать гомогенной иллюзии самого идеологического мифа. Только в доктрине официального кондового патриотизма (последнего прибежища политических жуликов), в иррациональной любви к родине нет ни выбора, ни сомнения. В развитом идеологическом переживании любовь может сочетаться со страхом и отчуждением.
В отличие от животной страсти, человеческое отношение к идеологии строится на осознании амбивалентности и изменчивости своей связи с господствующей идей. Не константа, а переменная величина определяет наши порывы политического энтузиазма или приступы апатии. И поскольку переменная нашего притяжения и отталкивания загадочно совпадает с циклами политических кампаний, можно говорить о действии неких объективных принципов.
Первое же, что следует проанализировать - это клиническую преданность власти, рождающую бюрократический патриотизм и тот тип мышления, что либеральная тусовка называет «ватным». Впрочем, диалектической парой должностного или обывательского патриотизма является неизбирательная ненависть «к любой идеологии». Обе крайности объединяет оптика политического зрения: предельно узкоугольный объектив и сменные цветные фильтры. Только там, где у чиновника глаза застит цвет оранжевой революции, у либерала включается фильтр красной угрозы.
НЕ ВЛЮБЛЯЙТЕСЬ ВО ВЛАСТЬ!
Сегодня проблема критического анализа господствующей идеологии приобретает значение личного вызова. Можно сказать даже, что у этого вызова есть моральное и интеллектуальное содержание.
Во-первых, утвердившийся окончательно, по выражению Питера Слотердайка, «универсальный диффузный цинизм»1 больше не считает необходимым как-то скрывать аморальную сторону власти. После Уотергейта2 и Моникагейта,3 в итоге бесконечных (само)разоблачений - коррупционных скандалов, субподрядов на пытки, похищения и убийства, альянса с мафией и корпорациями, наглых откровений политиков (дескать, «такова природа любой власти», «коррупция - это вид социальных отношений») - словом, после полного морального стриптиза господствующей идеологии, само ее существование становится вызовом обществу.
У нас в России моральной точкой невозврата стал 2018 год. Людоедская пенсионная реформа, фронтальное повышение налоговых сборов, наступление на свободу слова в интернете, новые рекорды коррупционеров - это начало длинного списка социальных преступлений власти, при этом совершенных с особым цинизмом. Говорящие головы деградировавшей «элиты», находящие садистское удовольствие в ироничных комментариях для прессы, вездесущие усы Пескова или пиночетовская фуражка Золотова - всё это уже за гранью добра и зла. Нашумевший видеомем региональной чиновницы о том что «государство не просило ваших родителей вас рожать» - это цинический манифест правящей идеологии. Его следует воспринимать именно как объявление войны со стороны единого и неделимого кагала власть имущих. На очереди новая серия фальсифицированных муниципальных выборов, превратившихся в театр политического абсурда. Впервые в новейшей истории РФ кандидаты в депутаты и даже губернаторы от «Единой России» массово скрывают свою принадлежность к партии власти. Статус «независимого кандидата» - последнее прибежище коррупционеров - является индикатором откровенного политического цинизма, «вишенкой» на политическом торте.
Так каков будет наш ответ на этот беспардонный вызов? Грозное слово «революция» быстро превращается в хештег. Трудно считать настоящее положение вещей хоть сколько-нибудь нормальным, глупо объяснять его извращенным псевдогегелевским принципом реальности: мол, если это
существует, значит в силу неизвестной необходимости. Но правильное понимание максимы «все действительное - разумно» заключается (по мысли Жижека) в диалектической инверсии: неразумное необходимо исключить из действительности, сбросить с корабля современности.
Другим остроактуальным руководством для критической мысли можно считать принцип Мишеля Фуко (в предисловии к «Анти-Эдипу» Ж. Делеза и Ф. Гваттари) «Не влюбляйтесь во власть!». С точки зрения Фуко, фашизм - это и есть влюбленность во власть, зачарованность ее фантазмами, потребность «желать именно то, что господствует над нами и эксплуатирует нас»4. Рабство наших дней - это результат отчуждения желания от мышления, продукт девальвации личного воображения в товарно-символическом обмене хорошо отфотошопленных образов и престижных покупок. Сегодня власть функционирует через приливы и отливы паблицитного капитала - лайки и репосты, накрутки фолловеров и просмотров.
Например, аккаунт Тины Канделаки в Instagram - это место физической объективации новой политики, гипнотизирующей 2 миллиона подписчиков как показной роскошью интерьеров, так и дискурсом победительного гламура. Работающая на столичный истеблишмент «светская львица» Канделаки, руководитель федерального телеканала не только задает ежедневными публикациями стандарты престижного потребления, но и открыто поучает читателей, как в недавней инстаграм-булле:
Разговариваю с молодежью и, как пожилая брюзга, ловлю себя на мысли, что инфантильность (когда не учатся, не работают, бросают вузы и пинают балду) меня очень расстраивает. Я была на каникулах в Европе, там работать стали за троих, денег меньше, бьются за работу, хотя еще два года назад никто бы и пальцем не пошевелил даже за extra money. Что вы думаете? Я считаю, что если в современном мире у человека в 22 года нет четкой цели
