улыбнулся.
Дантист потянулся, заглядывая себе за спину и рассматривая место попадания, небрежно скривился, а потом, глядя уже на меня, презрительно усмехнулся в ответ. Я на это щелчком пальца, будто соринку, сбил кусочек ваты из разреза и размял шею. Чувствовал себя героем киношного боевика девяностых, когда так: кряк, куй, вау — изобразишь что-то, в позу встанешь и сложенной ладошкой так потрясешь, типа приманивая.
Дантист игру принял.
Между нами было несколько метров, без разбега не достать. Я сделал несколько шагов вправо, он повторил, и мы начали кружить по залу вокруг длинного стола, где записывали посетителей. Краем глаза я изучал обстановку, искал как варианты помощи, так и опасности.
Высокий потолок с толстой бронзовой люстрой, практически второй свет с внутренним балконом, который шел вдоль боковой стены. Наверху видны двери, и еще несколько штук на первом этаже — кабинет Дантиста и что-то типа кладовок.
Вдоль высоких занавесок стоял длинный, узкий стол или широкий подоконник с инструментами и сваленной на подставках-полочках медициной, перед ним три рабочих кресла, накрепко привинченные к полу толстыми болтами. Пара медицинских тележек на колесиках со свернутыми, еще чистыми полотенцами, и двойной конторский стол, за которым могли принимать сразу четырех человек. Стулья к нему сейчас горкой стояли у стены возле тлеющего камина и не мешали нам кружить вокруг.
В прошлый раз, когда был здесь, все внимание перетянул зубодробильный процесс. Уж больно все напоминало жуткую пыточную безумных медиков. Грязно-белые халаты, заляпанные кровью, судороги лаптей, выглядывающие из-за спин докторов. Жалобный вой и тяжелый запах кровавого гноя.
Сейчас хоть пахло терпимо и не витало в воздухе смертельное отчаяние людей, добровольно пришедших на пытки во имя здоровья. Бррр, не люблю стоматологов. Противный визг бормашины, словно прокладывающей путь прямо в твой мозг.
Нечаев будто прочитал мои мысли.
Мы как раз сместились так, что у него за спиной оказались рабочие места. Пыточные кресла с кожаными ремнями на ручках, тазики с засохшими грязными бинтами и ватными тампонами и окровавленные инструменты. Не считая зеркальца на ножке, самым безобидным там был овальный пинцет с крестовой ручкой для фиксации зажима и дальнейшего вырывания зубов.
Но Дантист подобрал не его, а странную штуку, похожую на длинную трубку с толстым моторчиком на конце. Щелкнул там что-то, и на стальном боку зажглись магические символы, а из трубки выехал длинный, острый бур, очень похожий на сверло. Щелкнул еще раз и вся конструкция пришла в движение. Загудел встроенный моторчик, а сверло начало вращаться с бешеной скоростью.
Диалог, подгоняемый этим шуруповертом, явно сворачивал в какую-то не ту сторону.
Я отбросил «будьдог» и скинул рваный ватник. Достал из-за спины штык от винчестера и поправил запасной нож — очередная новинка неудержимого шопинга. Практически та самая легендарная финка НКВД от тех самых кизлярских мастеров. Ну или один из ее прародителей.
На финку указал Муха (чуть из душелова не выпрыгнул, своим нетерпением пугая других покупателей), а в его навыках я пока ни разу не усомнился. Да и Ларс похвалил, что было для него не свойственно. Хотя даже по моим меркам отдали целое состояние, а Захару, вообще, нельзя говорить, сколько стоит, а то его кондрашка хватит. Но клинок был хорош. Таким не стыдно и колбасу перед Исаевым нарезать, и не страшно в рукопашную на химеру броситься.
Мы опять сшиблись, получилось что-то типа разведки боем. Подскочить, кольнуть или порезать, увернуться от контратаки, отскочить, еще раз отскочить и уже самому контратаковать.
Дантист был в прекрасной форме. Боксерские боевые танцы, которыми славился Муха, в лице Нечаева встретила достойного противника, даже мастера высочайшего уровня. Это тоже был танец — прыжки и развороты, выпады бормашиной и четкие, резкие вертушки перемежались с полетом шубы, которая будто жила своей жизнью.
Я не успевал. Муха не успевал. Обмен ударами проходил в соотношении два к одному. Там, где я умудрялся достать Нечаева, зацепить локтем, коленом или кончиком штыка, он возвращал это в двойном размере. Почти любой мой удар штыком либо высекал искры из магического шуруповерта, либо пролетал совсем далеко не только от жизненно важных органов, но и вообще от каких-либо органов.
Я смог сблизиться, отбил сверло в сторону, попробовал пырнуть, но потерял контроль над своей рукой. Мы сцепились в замке, не давая друг другу воспользоваться оружием. Я выгнулся и, раскачавшись на амплитуде, пробил лбом в лицо Дантиста.
Но в следующий момент уже летел по полу, отброшенный неизвестным приемом. Скользил на заднице, не успевал встать, но давил пятками в плитку, стараясь отскочить от Нечаева, тыкавшего в меня сверху бормашиной. Я скрылся под столом и ударил, призвав силу Ларса. Квадратный кусок столешницы со скрежетом и грохотом оторвался от ножек и, ударившись в Дантиста, протащил его несколько метров, пока не развалился в щепки.
— Вот это другое дело! — Нечаев встряхнулся, отбросил бормашину с погнутым сверлом, вытащил из-за спины два тонких стилета, и раскинув руки в стороны, начал строить из себя дирижера. — Ты, наконец, разогрелся? Готов потанцевать, пока нам никто не помешал?
Я не стал отвечать, мне и внутренних монологов было достаточно. А Дантист, похоже, расстроился, не получив ни хейта, ни агрессивного троллинга, в виде остроумных ответов, и стал сам себя раскачивать, продолжая дирижировать и что-то бубнить себе под нос. Калинку-малинку, что ли?
«Я хотел ему его же бур в зад запихнуть, но дирижманская палка тоже подойдет…» — Муха повел меня в сторону, чтобы подобрать штык.
«Плохому танцору и яйца мешают… но эффективней сломать ногу. Поверьте опытному ученому, я такое исследовал, когда вы еще под стол пешком ходили. Хотя, о чем это я? Только что же из-под него выбрались…» — поворчал Ларс.
— Сюда иди, плохого танцора из тебя сейчас будем делать! — я шутливо поклонился и сделал кривой пируэт штыком, изобразив в воздухе два круга, а потом проткнул их, типа это воздушные шары.
Дантист сагрился и рванул на меня. На танец уже не было похоже, больше на коньки — он прыгнул вперед и вбок, резко сменил траекторию, попытался опять уйти с линии возможного огня. Но дернулся, будто его за задницу ущипнули, выгнулся по стойке смирно, замер с застывшим удивленным лицом и медленно завалился вперед, грохнувшись лбом об пол.
Спина, как у плешивого дикобраза была утыкана стальными «иглами». Плешивый, правда, дикобраз попался — иголки, вся та инструментально-пыточная муть, похожая на скальпели и заточенные шпатели, шли по периметру спины, огибая бронежилет. Несколько штук по бокам,
