— на груди у кошки серебряная брошка. Я хочу взять тебя на руки! Ты мягкая и тёплая, а мне холодно. «Мау! Вот получишь оценку за четверть, тогда и пообнимаемся». Снова лестница. Вверх. Я придумал, я пойду по-другому. Я бочком пойду. Бабушка учила ходить бочком, когда скользко. Где бабушка? Бочком. Но это если вниз с горки. А мне надо наверх. Можно попытаться всё равно. Вот так. И не смотреть на зеркальные стены, только вперёд. Вот, получается. Ступенек мало. Что это? Лестница закончилась, площадка — белый и синий кафель на полу, и теперь — снова лестница, но вниз. Как это может быть? Она шла вверх, а теперь почему-то вниз. «А-на-ло-ги-чно. Думай». Аналогично — это то же самое. Но это совсем другое. Вверх и вниз — это другое? Или то же самое? «Тебе не понять, ты — гу-ма-ни-та-рий! Мау!» Почему она мяукает? Глаза синие смеются. Она дразнится. «Мау!» Лестница — лабиринт — лестница.… Я больше не могу. «Ты можешь, можешь». Не могу. Не могу. Не могу. Не могу. Не могу! Мама!
Богдан проснулся, словно его толкнули в плечо. Сердце колотилось где-то прямо в горле. Дышать было трудно. Во рту всё пересохло так, что язык казался огромным и шершавым. Мокрые волосы липли ко лбу, промокшая насквозь пижама холодила тело. Он начал дрожать. Мама учила, что надо снять пижаму, переодеться в сухое. Чистые пижамы — в шкафу на средней полке. Попить воды. Бутылочка на тумбочке. Как хочется к маме! Но нельзя. Надо всё сделать самому. Он всё умеет сам. Он сможет. Вчера он снова не сдал математику. Не смог. Но сейчас он сможет. Богдан сел на кровати, спустил босые ноги на пол. Мягкий ворс ковра приятно коснулся ступней. Плотные шторы на окне чуть-чуть колыхались от слабого потока воздуха из приоткрытой рамы. Его комната. Он в безопасности. Ни лабиринта, ни лестницы. Всё хорошо. Как давно он не видел бабушку! Раньше он проводил у неё все каникулы. А теперь не получается. Теперь все каникулы он решает уравнения с репетитором.
У бабушки дома растёт большой фикус. Ему хотелось бы быть этим фикусом. Тепло, тихо, спокойно. И никто тебя не трогает. Никому ничего от тебя не нужно. И тебе — ни от кого — тоже ничего не нужно. Только чтобы поливали иногда. … Кот, правда, иногда кусает нижние листочки. Но это даже приятно.
***
Мобильный Андрея зазвонил во время вечернего совещания. Жена. Она никогда не тревожила его, если знала, что он работает. Значит, что-то очень важное. Он извинился перед коллегами, вышел в коридор офиса.
— Андрей, срочно приезжай! Богдан пропал… — он слышал, что Ирина изо всех сил старается говорить спокойно, но у неё это плохо получалось.
— Так. Ириша, без паники. На телефон не отвечает, да?
— Его телефон дома, в его комнате. А его нигде нет, нигде. Я уже сбегала в школу, вахтер сказала, что никого нет в здании, он недавно делал вечерний обход. У соседей нет. Одноклассников обзвонила всех. Я не знаю, где ещё искать.
Было слышно, как дрожит её голос. Андрею даже казалось, что он слышит, как бьется у неё сердце.
— А он не мог поехать к бабушке?
— Нет. Мама уже здесь. Я ей первой позвонила, и она сразу же взяла такси и примчалась.
— Понял. Всё, через пару минут выезжаю.
Увидев мужа, Ирина, которая до этого момента стойко держалась, сразу же разрыдалась в голос. Он обнял её, прижал к себе крепко. Усадил на диван.
— Тебе нужно выпить чаю. Светлана Петровна, — обратился он к тёще, — сделайте нам крепкого чёрного чаю, пожалуйста. Всем нам.
Пожилая женщина послушно кивнула и удалилась на кухню. Андрей с болью смотрел на плачущую жену.
— В полицию не заявляла ещё?
— Нет….
— Правильно. Постарайся вспомнить весь сегодняшний день. С какого момента ты потеряла
с ним связь?
Ирина вытерла глаза тыльной стороной ладони и начала припоминать все события дня, с самого утра. Андрей всегда поражался её организованности, её умению находить время на сотни самых разных дел, её прекрасной памяти… Выяснили, что Богдан позвонил ей после того, как закончил заниматься с Максимом Борисовичем, и сказал, что сходит в магазин купить своего любимого попкорна с банановой карамелью. Вероятность того, что его сбила машина, была совсем мала, потому что магазин находился в соседнем с их домом здании, и Богдану не нужно было переходить улицу. Разве только, если он захотел прогуляться со своим попкорном до парка… Но в то время уже начинало смеркаться, а Ирина запрещала сыну гулять одному по темноте.
— Мне так страшно, так страшно, дорогой… Я боюсь, что он… — Ирина запнулась, посмотрела на мужа долгим, каким-то странным взглядом.
— Боишься, что он — что?
Ирина сунула руку в карман и протянула мужу сложенный вдвое тетрадный листок. Андрей развернул его, пробежал глазами три неровные строчки.
— Так. Ира… Ты это сейчас нашла? Сегодня?
— Нет… С неделю назад. Даже больше, — она глядела на мужа, не отрываясь, теперь уже дрожа всем телом.
— Почему ты мне не сказала? У нас с тобой ведь нет друг от друга никаких секретов.
— Я не знаю. Не знаю, не знаю, почему. …Мне так страшно! Господи, почему мы сидим! Надо бежать, искать его… Каждую минуту может случиться что-то ужасное.
— Сейчас мы выпьем чаю и сразу отправимся на поиски. Держи, — он протянул жене чашку, взял с подноса, принесённого тёщей, вторую для себя. — Ровно три минуты. Я не хочу, чтобы тебе стало плохо. Надо успокоиться и набраться сил. Всё будет нормально, я обещаю тебе.
***
Чёрное небо раскинуло свой мерцающий звёздами шатёр над головой. Справа нежно светился полупрозрачный тоненький серпик луны. «Луна растёт или убывает? Как папа учил? Надо к серпику мысленно пририсовать палочку: если получается буква «Р», значит, растёт. А если «У», то убывает… Мысленно — это так трудно! Но можно поднять руку и приставить палец… Вот так. Ага. Значит, сейчас растёт. Но она ещё совсем маленькая…»
Где-то далеко-далеко внизу автомобили шуршали шинами по асфальту, откуда-то доносилась приглушённая оконными стёклами музыка… «Гитара? Да, это на гитаре играют. Как красиво». Рука потянулась за очередным крошечным облачком попкорна, и пальцы ткнулись в дно картонного стакана. «Пусто?» Он даже не заметил, как всё съел. И только теперь он почувствовал, что стало очень прохладно, и поглубже надвинул шапку. «Мне гитару не купят, пока вот так всё с математикой. А я её никогда не пойму. Все эти цифры, иксы
