и политической верхушки, а вытекали из особенностей геополитического положения страны, характера сложных, традиционно конфликтных взаимоотношений между двумя ведущими европейскими державами — Великобританией и Францией, с одной стороны, и Германией с другой. По их мнению, именно эти объективные причины целиком предопределяли немецкую внешнюю политику, характер и содержание стратегического военного планирования, которое привело к появлению неоправданно рискованных, нереалистичных военных планов в 1914 и в 1939 годах, составленных на основе концепции молниеносной войны, без учёта экономических факторов, делающих невозможным победу Германии в затяжной тотальной войне.
Несмотря на поражение в Первой мировой войне, пришедшие в 1933 году к власти в Германии национал-социалисты остались верны теории о неизбежном доминировании Германии на европейском континенте, чему всегда будут сопротивляться извечные враги немецкого народа — англичане и французы, что всё равно время от времени будет неизбежно приводить к очередному военному столкновению.
Немецкие генералы в 1939 году, как и их коллеги в 1914 году, были уверены в том, что победу в следующей войне принесёт концепция молниеносной войны. В результате Германия наступила на одни и те же грабли дважды.
Примечательно, что при подготовке и осуществлению агрессивных военных планов, в обоих случаях пропагандистская поддержка внутри Германии строилась по одним и тем же шаблонам. Различия между милитаристской немецкой пропагандой в Первую и Вторую мировыми войнами были лишь в том, что нацистская пропаганда была более идеологизирована, имела более прочный псевдонаучный фундамент. В результате, нацистская пропаганда оказалась намного более мощным оружием, чем кайзеровская. Если в 1918 году немцы уже не верили сказкам пропагандистов, то после краха Третьего Рейха гёббельсовская пропаганда отравляла сознание немцев ещё долгие десятилетия.
Вера в идеи национал-социализма, в гениальность фюрера, в справедливость и неизбежность войны жила очень долго. Даже в 1980-1990-х годах в ФРГ можно было без труда отыскать стариков, тепло отзывавшихся о нацистах и Гитлере, считавших, что немцы пострадали из-за всемирного еврейского заговора, что их страна была разгромлена дикой и жестокой «азиатской жидо-большевистской ордой».
Старики искренне считали, что немецкий народ принёс себя в жертву в священной войне между цивилизованным Западом и варварским Востоком, не дав большевикам захватить весь цивилизованный мир в 1941 году, а результатом военного поражения Третьего Рейха стало порабощение лишь его небольшой части — Восточной Европы. По их мнению, если бы Гитлер не напал на СССР, то Советский Союз простирался бы к середине 1942 года от побережья Тихого океана до побережья Атлантики, на всю Северную Африку и бо́льшую часть Юго-Восточной Азии. Эти старые немцы до последнего своего вздоха считали Гитлера героем, остановившем Сталина и героически павшим в борьбе с большевизмом, называли Гитлера не иначе как «спасителем мира».
Как пропагандисты кайзера во время Первой мировой войны, так и позже подручные Гёббельса, с подачи нацистских теоретиков-идеологов, создавших новую арийскую историю, нацистские культуру, науку, философию, расовую теорию и геополитику, в оправдании милитаристских планов гитлеровского правительства, агрессивной риторики и впоследствии жестокости оккупационного режима на захваченных территориях, исходили из двух основных концепций: превентивного военного вторжения и справедливой войны.
Превентивный удар
Тезис о «превентивном», оборонительном характере планирования военных действий со стороны Германии как против России в 1914 году, так и в последующем — против Советского Союза в 1941 году был центральным в немецкой пропаганде войны. К нему пристраивались различные «доказательства» и «обоснования».
Например, утверждалось, что Советский Союз в 1939—1941 годах явно преследовал агрессивные цели по отношению к своим западным соседям, предъявил Германии, в ходе переговоров В. М. Молотова и А. Гитлера в Берлине в ноябре 1940 года заведомо невыполнимые ультимативные требования, в результате чего Гитлеру в силу сложившихся обстоятельств ничего не оставалось, как спасать страну и без малейшего промедления предпринять упреждающий удар по СССР.
В вину Российской Империи отдельными современными историками ставится поддержка Сербии и начало мобилизации в 1914 году, после которой отказ Германии от войны с Россией уже представляется как акт подобный добровольной капитуляции и отказу от сопротивления. Точно так же, военно-стратегическое планирование Германии накануне Первой мировой войны пытаются выдать за оборонительные приготовления к неизбежной войне. При этом полностью игнорируется наступательный характер плана Шлиффена и делается акцент исключительно на действиях стран Антанты.
Доктрину превентивной войны можно примитивно объяснить следующим образом — нападение на другое государство допустимо и даже желательно в условиях возникающей угрозы, если нанесение удара первым и более ранние военные действия будут значительно выгоднее, чем ожидание момента, когда нападение предполагаемого противника станет неминуемым.
Немецкая концепция превентивной войны предполагала право Германии применять вооружённую силу против любых государств в случае серьёзной угрозы с их стороны. Сначала речь шла только о реальной угрозе населению, инфраструктуре, политическому режиму. Но потом немецкие политики стали полагать, что право начать превентивную войну может также вытекать из необходимости ответа на угрозы экономическим интересам Германии.
Аргументы выдвигались следующие — начать войну первыми, в условиях военного превосходства перед противником, будет лучшим вариантом, по сравнению с тем, чтобы вести её позднее, на гораздо худших условиях, когда противник будет полностью готов к нападению. Переход от дипломатии к применению силы перестал в германских политических кругах считаться чем-то неприемлемым и аморальным.
Доктрина превентивной войны сделала нападение на другую страну, убийства солдат и мирных жителей частью обычной политики, если эти преступные действия оправдывались «необходимой обороной». При этом свое решение о начале войны политики принимают на основании собственных оценок реальной угрозы, которую другое государство может создать в будущем.
Слово «война» перестало пугать высшее немецкое общество, обсуждение возможных военных конфликтов между Германией и соседями стало предметом обычных разговоров на торжественных приёмах, на балах, в модных салонах, театрах, на праздновании юбилеев и простых частных посиделках с рюмкой бренди в руке и сигарой. Обсуждение будущих войн стало не просто нормой, это стало в Германии модной темой для светского разговора.
Превентивная война недопустима, это кровь и людские страдания, поэтому она однозначно, без всяких условий и оговорок, должна расцениваться как преступление, поскольку поводом для начала войны являются предположительные намерения правительства другого государства, а не реальное нападение. Превентивная война аморальна и преступна точно так же, как если бы кто-то оправдывал убийство другого человека только лишь на том основании, что убийце показались слова или действия жертвы подозрительными и несущими гипотетическую угрозу. «Я его убил, потому что он на меня агрессивно посмотрел и высказывал угрозы в мой адрес» — такой аргумент никогда не будет принят в защиту убийцы ни в одном суде, никогда не найдёт понимания, тем более одобрения в общественном мнении.
Нет никаких исторических доказательств тому, что превентивное нападение спасло хоть сколько-нибудь человеческих жизней. Зато есть многочисленные примеры как превентивное нападение развязало масштабный вооруженный конфликт и привело агрессора в итоге к военному поражению. Германия прошла через это два раза в XX веке. Хотя, казалось бы, одного раза было достаточно.
Превентивная война — один из самых глупых и жестоких попыток самоубийства для государства. Попытка суицида может удастся, если страна проиграет затеянную войну, или нет, если сумеет победить, но ущерб в любом случае нанесёт непоправимый. Последствия будут отражаться на нравственном здоровье общества и отношениях с населением соседней страны, подвергшейся нападению, ещё долгие десятилетия и это затронет многие поколения.
Несмотря на аморальность и бессмысленность превентивной войны, она всегда являлась, является и будет являться самым удобным оправданием правителей для своих агрессивных намерений, военных приготовлений, милитаризации экономики, поводом для нападения на другую страну, оправданием геноцида соседнего народа, чудовищной жестокости по отношению к мирному населению и военных преступлений.
Существует ещё так называемый упреждающий удар. Различие между упреждающим и превентивным ударом следующее: первый предпринимается перед лицом очевидной, наличествующей в данный момент опасности, когда враг уже сейчас фактически осуществляет конкретные приготовления к нападению, развёртывает войска и подвозит боеприпасы, заправляет самолеты и подвешивает к ним бомбы, т.е. предстоящее нападение
