— Садитесь, Чарли.
Я сел и сложил руки так, как это умею делать только я. Этупривычку я унаследовал от отца. В окно позади мистера Денвера я мог видетьлужайку, но не дорогу к зданию.
— Трудновато увидеть дорогу отсюда, не правда ли? — хрюкнулон.
Мистер Денвер хрюкал неподражаемо. Если бы существовалКонкурс на Лучшего Хрюкальщика, я бы поставил на него все свои деньги. Яоткинул волосы с глаз.
На столе мистера Денвера, загроможденном всевозможнымипредметами еще более, чем стол мисс Марбл, лежала фотография его семьи. Семьявыглядела хорошо упитанной и ладно скроенной. Жена толстовата, но детимиловидны как пуговички и ни капельки не похожи на Джона Каррадина. Двемаленькие девочки, обе — блондинки.
— Дон Грейс закончил свой доклад, он находится у меня спрошлого четверга. Я тщательно ознакомился с его выводами и рекомендациями.Дело очень серьезное. Я имею в виду случай с Джоном Карлсоном.
— Как он? — спросил я.
— Неплохо. Я думаю, что он вернется через месяц.
— Это радует.
— Да? — моргнув глазами как ящерица, спросил он.
— Я не убил его. Это радует.
— Да, — мистер Денвер смотрел на меня пристально. — Высожалеете об этом?
— Нет.
Он наклонился вперед, пододвинул свой стул к письменномустолу, покачал головой и начал:
— Я пребываю в замешательстве, когда я вынужденразговаривать таким образом как с Вами, Чарли. Я озадачен и опечален. Я работаюв школе с 1947 года, и до сих пор не могу понять многих вещей. В 1959 году унас был странный мальчик, который избил школьницу из младшего классабейсбольной битой. Недавно нам пришлось отправить его в Южный ПортлендскийИсправительный Институт. И все из-за того, что она не захотела пойти с нимпогулять. Это единственное, что он смог сказать в свое оправдание. Затем онгромко рассмеялся.
Мистер Денвер покачал головой.
— Не пытайтесь.
— Что?
— Не пытайтесь понять того парня. Не стоит тратить на этовремя.
— Но почему, Чарли? Почему ты сделал это? Боже мой, мистерКарлсон находился на операционном столе почти четыре часа.
— «Почему?» — вопрос мистера Грейса. Он — школьный сыщик. АВы спрашиваете об этом, просто чтобы украсить свою проповедь. Я не собираюсьотвечать на Ваши вопросы. Мистер Карлсон мог умереть или выжить. Он жив. Я радэтому факту. Вы делаете то, что должны делать. То, что Вы намерены делать. Ноне пытайтесь понять меня.
— Чарли, понимание — часть моей работы.
— А на мне не лежит обязанность Вам в этом помогать, —отпарировал я. — Но я помогу, если Вы намерены общаться в открытую, о'кей?
— О'кей.
Я положил руки на колени. Они дрожали.
— Меня тошнит от Вас, мистера Грейса и вам подобных. Выпривыкли держать меня в страхе и все еще продолжаете меня запугивать. Этоутомляет, и я не намерен мириться с таким положением вещей. Плевать я хотел наВаше мнение. Вы не имеете на меня никаких прав. Поэтому отойдите в сторону. Япредупреждаю: отступитесь. Не вмешивайтесь.
Мой голос повысился до звенящего крика.
Мистер Денвер вздохнул.
— Это Вы так думаете, Чарли. Но законы штата говорят одругом. После ознакомления с отчетом мистера Грейса мне стало ясно, что Вы непонимаете своих поступков и последствий того, что Вы натворили. Вынеуправляемы, Чарли.
Вы неуправляемы, Чарли.
У ирокезов есть обычай — разрезать женщинам носы… Чтобыкаждый в племени мог видеть, какая часть тела ввергает его в беду.
Эти слова отдавались эхом в моей голове, как камни,брошенные в колодец. Слова-акулы, слова-челюсти, намеревающиеся меня сожрать.Слова с зубами и глазами.
Так все и началось. Я знал это, поскольку нечто подобноеслучилось со мной во время разборки с мистером Карлсоном. Мои руки пересталидрожать. Боль в желудке утихла. Внутри все будто заледенело. Я чувствовал себянезависимым не только от мистера Денвера и его бритой шеи, но и от самого себя.Мое тело было почти невесомым.
Мистер Денвер что-то говорил о подходящем адвокате ипсихиатрической помощи, но я прервал его.
— Идите к черту!
Он запнулся и уставился на меня, оторвав взгляд от бумаг.Наверняка это было что-то из моего личного дела. Великое Американское Досье.
— Что? — спросил он.
— К черту! Не судите, да не судимы будете. А как насчетненормальных в Вашей семье?
— Мы обсудим это, Чарли, — сказал он, чеканя каждое слово. —Я никогда не участвовал…
— …в аморальных сексуальных оргиях, — закончил я вместонего. — Ну, здесь больше никого нет. Только Вы и я, о'кей? Помастурбируемнемного. Дайте-ка Вашу руку, продавец индульгенций. Ну, а если зайдет мистерГрейс, то это даже к лучшему. Устроим групповуху.
— Что…
— Каждому когда-нибудь приходится с кем-либо заниматьсявзаимной мастурбацией, не правда ли? Кто Вам дал право судить меня, решать, чтодля меня правильно, а что нет? Это позиция дьявола. Дьявол заставил меня поступить таким образом, и я очень сожа-аа-лею. Почему Вы допустили это? Вы торгуетемоим телом. Я — лучшее, что Вы имели с 1959 года.
Мистер Денвер уставился на меня с открытым ртом. С однойстороны, ему хотелось потакать мне. С другой — он уже давно работал в школе(как он только что сообщил мне), а Правило Номер Один для Педагогов гласит: «НеРазрешайте Школьникам Дерзить Вам».
— Чарли…
— Заткнитесь. Мне надоело, что все меня имеют. Ради Бога, мистерДенвер, будьте мужчиной. А если не можете быть мужчиной, наденьте штаны ибудьте директором колледжа.
— Заткнись! — хрюкнул он. Его лицо покраснело от злобы. —Молодой человек, Вы — порядочный засранец, которому повезло, что он живет впрогрессивном штате и ходит в прогрессивную школу. Ваше место в исправительнойколонии для несовершеннолетних. Там Вы будете толкать свои речи, отбывая срок.Это единственное подходящее для Вас место. Вы…
— Спасибо, — сказал я.
Директор уставился на меня, его сердитые глазки буравили моелицо.
— Вы ведете себя со мной как с человеком, хотя я и не даюдля этого никаких оснований. Это действительно прогресс, — отметил я.