Утро, с которого все и началось, было замечательным.Прекрасное майское утро. А все благодаря белке, которую я заметил на второмуроке алгебры, и тому обстоятельству, что я сумел удержать свой завтрак вжелудке.
Я сидел в самом дальнем углу от двери, возле окна, и увиделбелку, резвящуюся на лужайке. Лужайка пласервилльской высшей школы замечательнахотя бы тем, что не загажена. Она подходит вплотную к зданию школы. Никто, покрайней мере за время моего четырехлетнего пребывания в стенах вышеупомянутогоучреждения, не пытался отгородить лужайку от здания с помощью клумб,миниатюрных сосен и тому подобного дерьма. Трава взбирается на бетонныйфундамент и растет там, нравится вам это или нет. Правда, два года назад нагородском собрании какая-то баба предложила построить павильон напротив школы,в котором размещался бы мемориал в честь парней из нашего заведения, убитых навойне. Мой друг Джо Мак-Кеннеди был там и сказал, что они ничего непредоставили ей, кроме возможности удалиться.
Я хочу снова оказаться там, в том времени, о котором говорилДжо. Это были действительно хорошие времена. Два года тому назад. Мое прошлое,которому я обязан наилучшими воспоминаниями. Примерно тогда я и начал сходить сума.
Глава 2
Итак, 9.05 утра. В этот момент я увидел белку не более, чемв десяти шагах от класса, в котором я слушал миссис Андервуд. Ее нудный голосвозвращал нас к основам алгебры после ужасного экзамена, который никто не сдал,кроме меня и Теда Джонса. Как я уже говорил вам, я задержал взгляд на ней. На белке,а не на миссис Андервуд.
Миссис Андервуд написала на доске: а=16.
— Мисс Кросс, — сказала она, обернувшись. — Будьте добры,объясните нам, что это значит?
— Это значит, что а=16, — ответила Сандра.
Тем временем белка носилась туда-сюда по траве, распушивхвост. Ее черные глазки сияли как бусинки. Прекрасное упитанное создание. Ябольше не дрожал и не чувствовал боли в желудке. Мне стало скучно.
— Неплохо, — промолвила миссис Андервуд. — Но это еще невсе, не правда ли? Нет. Кто-нибудь может поподробнее разобрать этозамечательное уравнение?
Я поднял руку, но она вызвала Билли Сойера.
— Восемь плюс восемь, — выпалил он.
— Объясните.
— Мне кажется, что это… — Билли заерзал. Его пальцы суетливоощупывали неровности парты, на которой было нацарапано: «Дерьмо, Томми, 73».
— Видите ли, если добавить к восьми восемь, то это значит…
— Не хотите ли воспользоваться моим справочником? — спросиламиссис Андервуд, насмешливо улыбаясь.
Внезапно дал о себе знать мой желудок, и завтрак сталрваться наружу, поэтому я снова уставился на белку. Улыбка миссис Андервуднапоминала улыбку акулы.
Кэрол Гренджер подняла руку. Миссис Андервуд кивнула.
— Он имеет в виду, что восемь плюс восемь тоже удовлетворяетусловиям уравнения?
— Я не знаю, что он имеет в виду, — сказала миссис Андервуд.
Все захохотали.
— Вы можете предложить какое-нибудь другое решение, миссГренджер?
Кэрол открыла рот, но тут раздался звонок внутренней связи.
— Чарльз Деккер, Вас вызывают в офис. Чарльз Деккер.Спасибо.
Я посмотрел на миссис Андервуд, и она кивнула. Мой желудокболел все сильнее и сильнее. Я встал и вышел из комнаты. Когда я шел к двери,белка все еще носилась по лужайке.
Я уже прошел половину пути, когда мне показалось, что яуслышал голос миссис Андервуд. Казалось, она преследует меня, подняв сжатые вкулаки руки и растянув рот в огромной акульей улыбке.
— Нам не нужны парни, подобные тебе… Такие парни должнынаходиться в Гринмэнтле… Или в исправительной колонии для несовершеннолетних…Или в клинике для душевнобольных. Поэтому убирайся! Проваливай! Проваливай!
Я обернулся, нащупывая в заднем кармане гаечный ключ. Сейчасмой завтрак напоминал огромный горячий шар, обжигающий внутренности.Обернувшись, я никого не увидел. Тем не менее, я не испугался. Я прочел слишкоммного книг.
Глава 3
Я зашел в ванную, чтобы отправить естественные потребности исъесть несколько ритцевских крекеров. Я всегда ношу с собой несколькоритцевских крекеров. Когда ваш желудок плох, эта пища творит настоящие чудеса.Сотни тысяч беременных женщин не могут ошибаться. Я думал о Сандре Кросс, чейответ в классе несколько минут назад был не так уж плох. Я думал о ееудивительной способности терять пуговицы. Она всегда теряла их — от блузок, отюбок. А однажды, когда я пригласил ее потанцевать на школьной дискотеке, у нееоторвалась пуговица на джинсах. Ее «Вранглеры» чуть было не свалились на пол.До того, как она осознала, что случилось, молния на джинсах практическиразъехалась, обнажая треугольник белых трусиков. Трусики были тесные, белые ичистые. Они были безупречны. Они плотно облегали низ ее живота. При любомдвижении на них образовывались складки… Как только Сандра поняла, чтослучилось, она кинулась в дамскую комнату, оставив меня в приятных размышленияхо Паре Совершенных Трусиков. Сандра была Классная Девчонка, потому что всемизвестно, что Классные Девчонки носят только белые трусики.
Но мистер Денвер вкрался в мои размышления, изгнав из нихСандру и ее непорочные трусики. Вы не можете управлять своими мыслями; и всякоедерьмо продолжает лезть вам в голову. Тем не менее, я чувствовал большуюсимпатию к Сандре, хотя она никогда не смогла бы решить квадратное уравнение.Если мистер Денвер и мистер Грейс решили отправить меня в Грин Мэнтол, я могубольше никогда ее не увидеть. А это было бы ужасно.
Я поднялся с унитаза, смел в него крошки от крекеров и смылих. Туалеты высших школ везде одинаковы. Они ревут как сирены. Я терпеть немогу дергать за ручку смывного бачка. Таким образом вы оповещаете всех в округео своих интимных делах. И каждый думает: «Ну вот, одним дерьмом стало больше».Я всегда считал, что человек должен находиться наедине с тем, что, будучиребенком, я называл не иначе как лимонад и шоколад. Ванная комната должна бытьчем-то вроде исповедальни. Но они выслеживают вас. Они всегда ставят вас втупик. Вы не можете высморкаться, чтобы об этом не узнали окружающие.Кто-нибудь все равно узнает, кто-нибудь все равно вас выследит. Люди, подобныемистеру Денверу и мистеру Грейсу, даже готовы заплатить за это.
