Ветер всё также играл с желто-бурыми листьями в догонялки, а Таня удалилась воспоминаниями в то время, когда она, студентка из педагогического института, каждый день ходила этими тропками-дорожками в школу, а вечером возвращалась домой опять этим же парком, и на душе у неё было какое-то горько-сладостное чувство, когда понимаешь, что годы уже не вернуть, но память всё рисует и рисует картины твоей молодости, словно не хочет отпускать тебя из тех времён. И она шла рядом с Лилькой – вроде бы той самой, но в то же время уже совсем другой Лилькой, которую уж наверно надо было бы называть по имени-отчеству – слушая её рассказ и покачивая головой в такт её словам.
– А помните Валерку Родионова из нашего класса? – внезапно спросила Лилька.
– Родионова? – Таня на мгновение задумалась. И вдруг, словно по отданной памятью команде, в голове её возник образ нескладного худого светловолосого мальчика, который улыбался наивно-детской улыбкой и не особо интересовался английским языком.
– Погиб он, – каким-то неопределённым голосом промолвила Лилька, так же неопределённо глядя на ручку коляски. – В «горячих точках» три раза был, и ничего – Бог миловал, а вот тут, в мирном городе в мирное время… Она остановилась, и Таня остановилась тоже, пытаясь осмыслить сказанное Лилькой. И хотя до неё пока ещё и не дошёл окончательно смысл слова «погиб» относящийся к Родионову, она внутренне удивлялась, как можно говорить о подобных вещах просто и буднично. И пусть в голосе Лильки проскальзывали нотки то ли жалости, то ли сожаления, Таня чувствовала, что для неё – это только новость, которую можно рассказать другим, и не более.
Лилька снова снялась с места и покатила перед собой коляску красивого кофейного цвета, и Таня машинально пошла вслед за ней, а Лилька, словно восстановив в памяти стершиеся уже давно события, рассказала Тане, что в девятом классе Родионов неожиданно для всех записался в секцию рукопашного боя. Месяца три или четыре об этом никто не знал, а когда мальчишки прослышали о таком, казалось бы, совсем невероятном для Родионова поступке, они стали посмеиваться и попробовали было, как всегда, дружески надавать ему щелчков и тумаков. Вот только и щелчки, и тумаки моментально канули в прошлое, когда на ближайшем уроке физкультуры Родионов показал в так называемом «учебном бою» то, чему научился в своей секции. Смешки сменились немым переглядыванием одноклассников, стоявших шеренгой в спортзале, а затем и вовсе переросли в уважение, которое, если сказать честно, ещё долго граничило с удивлением и перешёптыванием.
Затем Родионов учился в каком-то то ли ПТУ, то ли техникуме – Лилька уж этого и не помнит, конечно, – откуда его и забрали в армию, и в округе поговаривали, что попал он в десантные войска.
– А из армии он пришёл, – постепенно выводила Танины мысли на свет Лилька, – его было не узнать. Он когда по улице шёл, сразу была видна выправка и стать.
И симпатичный он такой сделался, что она, Лилька, непременно бы влюбилась в него, если бы в то время уже не встречалась с Мишей, с которым закрутила страстный роман.
А правильную цепочку дальнейших событий Лилька не могла воспроизвести в своей голове, потому что Родионов выпал из её поля зрения (да честно говоря, она, уже окончательно увлечённая Мишей, особо и не стремилась думать о нём). Знали все только, что он завербовался куда-то на Северный Кавказ, где и побывал, как уже сказала Лилька, целых три раза.
Антошка в коляске проснулся и стал выказывать явное недовольство тому, что его обходят вниманием. Затем он деликатно закряхтел, надеясь видимо, на то, что взрослые заметят, наконец, что сон его уже кончился. Лильке пришлось остановиться и вытащить его из коляски.
«Маленький ты мой, – ласково заговорила Лилька, – кушать захотел, заинька? Сейчас пойдём домой, мамка тебя покормит…»
Таня стояла около них, потом словно спохватилась:
– Лиля, давай я помогу тебе. Ты неси Антошку, а я повезу коляску.
Так они и пошли, впереди Лилька с малышом, которому она беспрестанно щебетала что-то ласковое, а сзади Таня с коляской, которая легко катилась вперёд, словно пыталась догнать своего маленького хозяина.
Перед подъездом они остановились.
– Дядь Вить, – обратилась Лилька к проходившему мимо сутуловатому мужчине с усталым лицом, – помоги коляску до квартиры дотащить.
Мужик обхватил коляску с двух сторон и, приподняв её словно пёрышко, не говоря ни слова, затащил на ступеньки, а затем открыл дверь подъезда и исчез в нём.
– Пойдём мы, Татьяна Васильевна, – обернулась Лилька, – Антошка голодный, мы ведь до встречи с Вами целый час гуляли, да в парке ещё сколько ходили.
– Да-да, конечно, – заторопилась Таня, – мне ведь тоже пора. Может, как-нибудь ещё увидимся, Лилечка. Она произнесла эти слова, надеясь в душе, что Лиля может, постоит ещё минутку и расскажет про Родионова, но Лиля кивнула ей в ответ, и скрылась за подъездной дверью, как минуту назад за ней скрылся дядя Витя с коляской.
Так разговор и закончился многоточием.
…Дома Таня нашла старый альбом с чёрно-белыми фотографиями.
Она так и не узнала, что произошло в тот серый октябрьский вечер, когда возвращаясь вечером с работы, Родионов, переходя через рельсы железной дороги, увидел вдали яркий свет локомотива. Но это было ещё не всё. На освещаемом мощной лампой участке Родионов увидел тёмный силуэт человека, который шёл по рельсам, засунув руки в карманы. Шёл быстро и деловито. И всё бы это было ничего, если бы локомотив, двигающийся где-то сзади, не подползал бы к нему страшной, сметающей всё на своём пути, силой. Моментально оценив обстановку, Родионов со всех ног бросился к этому человеку. Пока он бежал, он перекрутил в своей голове тысячу вариантов, задаваясь вопросом, почему этот тёмный человек не уходит с рельсов – ведь локомотив гудел так, что можно было оглохнуть. Приблизившись так, что от незнакомца его отделяло уже не более десяти-пятнадцати метров, Родионов сообразил, в чём дело. По рельсам быстрой походкой шёл паренёк с наушниками. И этот парень, находясь в плену музыкальных звуков, ничего не слышал ни в каком смысле слова: ни в прямом, ни в переносном. Локомотив был уже рядом, он не переставая гудел и свистел, и будь он человеком, он, вероятно бы осип и охрип от издаваемых собою звуков. Родионов сильными руками схватил парня почти поперёк туловища и сбросил с рельсов куда-то вбок, где темнели низкорослые кусты каких-то растений, вечно сопровождающих бесконечные железнодорожные пути. Он и сам бы успел отпрыгнуть буквально в последнюю секунду, если бы не
