еще советскому майору
В те годы можно было бунтовать?
Ну разве что наливки и ликёры
По собственным рецептам создавать –
Не в уголочке жалобно кукуя
Ввиду судьбы безрадостной своей,
А жизнь вокруг себя создать такую,
Чтоб было как-то всё покрасивей.
Ваниль, корицу в палочках и цедру
Он в ковшик с самогонкою совал
И вместе их с корой и хвоей кедра
На медленном огне разогревал –
Экстракты типа, там, ингредиенты –
Он в этом шарил так, что о-го-го!
И будь хоть академиком, хоть кем ты,
Едва ли ты дотянешь до него!
Тут мысль одна в башке моей засела, –
Скажи мне, мой читатель дорогой,
Тебе известно слово «лимончелло»?1
Вот я в таких делах ни в зуб ногой,
_________________________________
1Это сейчас все знают про «Лимончелло», что есть такой ликёр, а советским людям такие слова были неведомы, почти никому.
Ни в морду лаптем, значит, хуже лоха,
А Витька этих слов потенциал
Ещё тогда, в советскую эпоху,
До всяких перестроек понимал.
Короче, братцы, эта лимончелла
Рекой на наших праздниках лилась.
Витюха Маслов тоже её делал,
Чтоб нашу укреплять взаимосвязь.
У этой крепкой штуки было сходство
С портвейном, но она была вкусней
И придавала пьянке благородство,
И как-то нам спокойно было с ней.
В портвейне дремлет привкус безнадёги,
А лимончеллу пили мы до дна,
И утром пролонгация изжоги
Практически была исключена.
Витюха говорил, сверкая взором,
Пыхтел, как спринтер, выигравший забег:
«С бокалом ароматного ликёра
Совсем другой я в жизни человек!
Я, как бурлак, что выпрягся из лямки,
На белый свет глазею свысока.
Я прямо как барон в старинном замке,
Где острый шпиль пронзает облака,
Где у меня карт-бланш, прерогатива
Вращаться средь графинь и баронесс,
Способных грациозно и красиво
На клавесине сбацать полонез!
Такая, извините, моя карма,
Что всё вокруг меня со всех сторон
Должно быть по возможности шикарно,
Иначе никакой я не барон,
И даже не маркиз, а замухрышка, –
Тут, даже если ты формально жив,
То всё равно каюк тебе и крышка.
У замухрышек нету перспектив!»
Чтоб лишних избежать инсинуаций,
Он родословной собственной своей
Подробно начал интересоваться:
А как насчёт там княжеских кровей?
В архивах — тех, куда его пускали,
Витюха погружался в пыль веков,
Мы вместе там в корнях его искали,
В родных и близких признаки графьёв.
Да, это был тогда серьёзный вызов –
Из тех, кто есть, хотя б кого-нибудь,
Баронов там каких-нибудь, маркизов
К Витюхе ненароком подтянуть.
Мы это дело с треском провалили.
Там всё про всех известно в аккурат.
Мы ни черта в архивах не нарыли.
Но Витька всё равно аристократ.
Он шёл путём извилистым, тернистым
В своих попытках время обскакать,
При этом был таким аккуратистом,
Каких ещё на свете поискать.
Он ногти стриг в неделю раз по двадцать,
Ботинки чистил, брился каждый день,
И шляпу, чтоб таинственней казаться,
Он надевал немного набекрень.
А ты вот, мой читатель, носишь шляпу,
Имеешь ты в душе такой каприз?
Нет? Так и ходишь молча тихой сапой?
Вот потому-то ты и не маркиз.
У нас начальство всё охреневало
От Витькиной настойки «вырви-глаз»,
При этом никогда не забывало,
Что он в работе лучшим был из нас.
В нём страсть одна горела и не гасла:
На бабах, заселивших наш район,
Обжёгшись пару раз, Витюха Маслов
Не в бабу, а в работу был влюблён!
Такой вот экскурс или, как его, эскиз
Я посвятил Витюхе, — шутка, блажь, каприз, –
Вникай, читатель дорогой, и помни, кстати:
Советский мент — он есть начало всех начал!
К чему я это? Чтоб ты лучше понимал,
Кого я встретил среди ночи на Арбате.
Третья глава
Итак, мы сидели на лавке
И пили из фляги коньяк.
Достать среди ночи добавки
Вообще было нам не в напряг.
Достали. И, хоть я особо
В ночи под луной не пою,
Мы вместе исполнили оба
Ту самую песню мою.
С чего я тогда сочинил их,
Куплеты про древнюю Русь,
Про кости в забытых могилах,
Сказать я уже не берусь.
И ветер елозил по крышам,
И в серых мундирах менты,
Как будто гигантские мыши,
Сновали среди темноты –
Не те, о которых пишу я,
Чтоб их не забыли в веках,
А те, кто тихонько крышует
Торговлю в окрестных ларьках.
И, если к подобным мутантам
Ты в лапы случайно попал,
Поди докажи, что не пьян ты,
А просто немного устал.
Вот, кстати, и к нам подкатили
Сержантик, а с ним старшина,
В лицо фонарём посветили,
«Ну вот, — я подумал, — хана!»
Не мне, а напитку в сосуде,
Уж тут не соскочишь никак.
Я знал, что пощады не будет.
Менты уважают коньяк.
И, как фараон в саркофаге,
Сержант был задумчив и тих.
Процесс конфискации фляги
Неплохо поставлен у них,
И штраф будет точно немалый.
«На месте бы всех удавил!» –
Сержант скособочил хлебало
И губы в усмешке скривил.
А вот старшина, как ни странно,
Топтать нас и тюкать не стал,
На Витьку попристальней глянул
И честь ему молча отдал.
И в смутной какой-то печали
Он с миром решил разойтись –
С сержантом на пару отчалил,
Махнув на прощанье: «Держись!»
«Однако же ты популярен,
Хоть всё у тебя кувырком, –
Сказал я, — а кто этот парень
В фуражке, с нормальным лицом?
И что это, собственно, было,
И как получилось, что он
Совсем не похож на дебила?
Я, правду сказать, поражён,
Поскольку бывает другое:
Вот так вот из тьмы налетят
И жилистой твёрдой рукою
Щипать нас и плющить хотят.
Обычно им надо кормиться,
Такой у них импульс в мозгу,
Вот им по ночам и не спится,
Чтоб вытрясти нашу деньгу.
А тут они чуть покружили,
И всё. Их уже больше нет».
«Мы вместе когда-то служили, –
Сказал мне Витюха в ответ, –
И он, уж поверь, тоже знает,
Он был, как и я, на нуле,
Почём он порою бывает,
Фунт лиха на грешной земле,
Когда тебя вдаль чистым полем
Твой главный начальник послал,
И ты за секунду уволен,
И всё, что имел, потерял.
Вот так оно всё криво, косо
Пошло
