свет,
я мог бы быть не извлечен
из косной бездны лет
ни как зола, ни как звезда,
ни как чужак в ночи —
не быть ничем и никогда
вот ужас… нет! — молчи,
дослушай странные слова,
прими уж этот груз,
а дальше — думай голова
и выбирай картуз.
Я говорю, что есть на всем
подобия печать.
Создатель — мир. Но что есть он —
вот славно бы понять.
Тогда б мы проскочили тьму,
тиранящий вираж.
Как? а представь себе одну
фантазийку… мираж…
………………………………………………………
………………………………………………………
Представь себе громадный шар —
не залитый огнем,
но словно мреющий пожар
перемещают в нем.
Зеленоватое стекло,
мразящая броня —
живет, тая в себе тепло
угрюмого огня…
Как все в нем зыблется, дрожит!..
Но различает взгляд
как будто полки, стеллажи,
как бы гигантский склад.
Видна ячеистая мгла —
по сводчатым углам
как будто тени и тела,
какой-то мрачный хлам.
Огонь — а холоден, как лед…
Копилка бытия.
Там время — спит, пространство — ждет.
Там где-то ты и я…
Ну, как она тебе пока
фантазийка, мираж?
Сундук — владелец сундука!
Чудовищный пассаж.
Ничем не сокрушимый сон,
безвременья река,
какой-то смутный эмбрион,
заснувший на века…
Но скучно, скучно, боже мой,
как скучно быть вот так —
в себе самом, самим собой
и более — никак.
Навскидку пробегать с азов
до ижиц бытия
ни слез, ни гроз, ни слов, ни снов
в нем не благодаря.
Ничто не может исцелить
мертвящий все застой,
бесхозный фокусный цилиндр,
набитый, но… пустой —
ни свет, ни ласка, ни вино,
ни боли белизна —
проклятый мир, где все — равно
от купола до дна.
О! — в каждом равенстве есть зло,
как в смерти — решето…
Но нам с тобою повезло,
случилось кое-что…
Что это было? — произвол?
шептание крови?
внезапный точечный прокол
блуждающей любви?
подпольный ток, подмывший грунт?
изюминка? изъян?
мгновенный капиллярный бунт? —
теперь, поди, узнай…
Но совершилось!.. вдруг — живой —
в угрюмое стекло
втянуло зайчик световой
и — началось… пошло!..
О, этот удивленный вздох
и первый взгляд окрест,
веселых звезд переполох,
как при разборе мест.
О, этот праздничный раскат
всемирного ковра
и любованье наугад
всем, что спало вчера.
О, это расправленье мышц,
божественный нарзан,
развязка тьмы и — вдруг! — из тьмы ж
свет, бьющий по глазам.
Как все рванулось к ней, к любви —
лететь, цвести, ползти,
танцуя проходить свои
великие пути,
пленяться каждою игрой,
томиться, смаковать,
купаться в пене огневой,
петь, помнить, узнавать…
И — умирать…
Да-да!.. и умирать!..
Так развивается дитя,
так яблоня растет
из семечка, что сдул, шутя,
по ветру, на восход…
Ничто бесследно не уйдет
и жизнь — бесспорный шанс
на повторение, на взлет,
на то, что — воскрешат…
О да, я — движитель костей,
да, я мешок кишок,
пузырь дерьма, бурдюк страстей —
но я не одинок,
не потому, что не один —
гори оно огнем! —
а потому что мир един,
тот мир, где мы живем.
Ты хочешь большего — изволь:
покуда мир стоит,
есть смерть, страдание и боль,
но и они — мои.
И пусть в конце нас ждут гробы —
чту трепетный обряд:
любить подробности судьбы,
весь событийный ряд.
А ты, свободный, из глубин
вдруг вырванный наверх
в разреженность такой любви?
и быть — как человек?
Иди, попробуй, привяжись,
дай бог тебе найти
любовь и… все, что заполняет жизнь.
Я все сказал… Прости…»
7
156. …сквозь свет
и казался вживленным
в огромный цельнотвердый
но как бы дышащий
кристалл —
157. не враг движенью, нет —
в нем все качалось —
158. но было столько мощи голубой и гордой
что он, казалось, —
159. всего лишь пьедестал
160. на котором
угадывались иного света глыбы, гул, колонны…
161. через стекло
от пестрых теней кралось
чуть холодящее тепло
162. а сверху, сбоку
снова и снова пробивалось
гибкое тончайшее сверло
163. извилистый прокладывая
путь посверкивая алмазным опереньем,
что было —
164. птичьим пеньем
165. а все вместе —
утром, пробужденьем
166. на следующий день…
167. «ну, как, дружок,
удалось ли
тебе немного отдохнуть?
ты, уж, прости, что я тебя замучил…
168. но, ведь, опять же, если посмотреть —
неординарный случай,
169. да и говорил я
не столько для тебя,
сколь
