человек в зеленой форме и фуражке.
– Вы к нам?
– Д-да. – голос Жоры немного дрожал.
– Ваши билеты, пожалуйста.
– Билеты! Жора, мы же не купили билеты…
– Подожди, что ж ты такая нетерпеливая! – он аккуратно снял рюкзак и стал копаться в наружном кармане.
– Так… где-то тут я положил сегодня. Ох, неужели в пижаме остались. А нет, вот.
Жора извлек из кармана рюкзака бережно сложенные две ярко-оранжевые обертки от печенья «Вера», которое он ел в хосписе, и протянул их проводнику.
– Вот видишь! Я и на тебя взял тоже. – Васильковые глаза задорно смеялись. – А то бы осталась тут куковать на платформе.
– Милый, но это не билеты! Это же обертки от печенья…
Однако проводник взял обёртки, придирчиво осмотрел и, посторонившись, жестом пригласил их в поезд.
– Обертки, обертки! – Держа Катю за руку, он медленно пошел в вагон. – Вы, взрослые, совсем потеряли Веру. Потому и не можешь никуда уехать из города. Что бы ты без меня делала?
Их глаза встретились. Васильковые глаза светились радостью. В Катиных стояли слезы.
– Спасибо тебе…
– Да ладно, уж. – И он широко ей улыбнулся. – Пойдем садиться.
Пейзаж за окнами электрички менялся. Пожухлая осенняя трава под тяжелым осенним небом уступило место невысокому кустарнику, затем непроходимому четному лесу, затем золотистому, с колосьями в человеческий рост, бескрайнему полю, затем полю с высокой сорной травой. Темные тучи сменились легкими перистыми облаками, выглянуло совсем не осеннее солнце.
– Смотри, смотри! Вот она! – Жора показал куда-то вглубь заросшего поля.
Катя присмотрелась и в высокой траве разглядела высокую фигуру в балахоне, размашисто работающую огромной косой.
– Кто это, милый?
– Ты что ж, не видишь. – Васильковые глаза удивленно распахнулись. – Это Смерть.
– Смерть? Что ты говоришь, чья смерть? И почему в поле?
– Она ничья. Просто Смерть. А в поле она косит траву. Делает дорогу.
– Дорогу?
– Ну да, не у всех же есть билет на поезд…
Катя молчала. Что она могла сказать маленькому Жоре, который в свои семь знал о жизни и смерти много больше многих взрослых? И уж точно больше нее.
Стук колес постепенно стал реже, поезд замедлял ход.
– Пойдем! Приехали! – Жора резво вскочил с лавки и потянул Катю за руку.
– Тебе лучше? – Она с удивлением глянула на него. – Ты можешь сам идти?
– Конечно, глупая! Мы же приехали. Ну, пойдем же, нас уже ждут.
Он большими скачками побежал в тамбур, как будто никогда и не был болен. Катя поспешила за ним и вышла на залитую солнцем платформу.
На платформе было многолюдно, но в электричку никто не садился. Все встречали приехавших. Жора нетерпеливо озирался, высматривая кого-то в толпе. Наконец, найдя, он подскочил на месте и торопливо обернулся к Кате.
– Катя, пока! Мне пора идти! Спасибо тебе за рюкзак.
– Жора, ты уходишь? Тебя встретят?
В васильковых глазах был удивительный глубокий покой.
– Да, мне пора. Нам надо прощаться. Но ты не расстраивайся. Тебя тоже встретят. Ну, пока!
Катя наклонилась, он чмокнул ее в щечку и развернувшись побежал сквозь толпу встречающих к черноволосой молодой женщине, которая, упав на колени, поймала его в крепкие объятья.
Катя еще несколько минут смотрела, как они обнимаются и, взявшись за руки, уходят прочь. Потом и сама она медленно побрела к лестнице. Она почти дошла до ступенек.
– Катюша!
Катя резко обернулась. Поморгала, не веря глазам. Посмотрела еще раз. Нет, не могла она обознаться.
– Катюша…
У самой последней лавочки в конце платформы стояли ее родители. Отец в строгом сером костюме с галстуком («Его же в таком хоронили!» мелькнуло у Кати) и мать в платье и белой косынке.
– Катенька, здравствуй. – Мама протянула к ней руки и крепко обняла.
– Мама, папа, вы… как… здесь?
– Здравствуй, дочка. – отец улыбнулся и крепко обнял ее за плечи. – Я же, понимаешь, не верил, что ты сегодня приедешь, вообще не думал тебя скоро увидеть… Но мать, понимаешь, говорит – пойдем, пойдем встречать. А ты и правда – приехала. Материнское сердце, понимаешь.
Отец пристально посмотрел на нее и снова улыбнулся, чуть грустно.
– Молодая такая… Ну да видать, судьба, понимаешь. Ну что же, пойдем. Все уже ждут.
Взявшись за руки, они пошли к выходу с пустеющей платформы.
