рад что ты пришла.
Катя резко обернулась. Она и не заметила, как снова через парк дошла до забора старого особняка. Жора сидел в коляске у забора и смотрел на нее своими васильковыми глазами. Сегодня он был совсем бледным.
– Здравствуй, Жора. Как ты?
– Ничего. Я тебя ждал.
– Да? А я думала, ты маму встречаешь снова…
– Нет. – Жора опустил глаза. – Света сказала, что мама уехала. Надолго. Поэтому я ждал тебя.
Катя с трудом проглотила комок и присела, глядя на него через забор.
– Ну вот я и пришла.
– Я рад. – васильковые глаза чуть улыбнулись. – Ладно. Пойдем в хоспис, а то дождь. Я покажу тебе свою палату.
– Пойдем.
Когда они зашли в высокие ворота особняка, Катю поразило, насколько там было светло. Из окон седьмой палаты лился мягкий солнечный свет.
«А ведь только что был дождь» – мелькнуло у Кати.
– Вот тут я живу. – сказал Жора. – Помоги мне пересесть.
Катя помогла ему снять обувь и куртку и аккуратно усадила в кресло.
– А почему ты с чемоданом?
– Да, ты понимаешь, вот. Хотела уехать в отпуск, а поездов нет. И автобусов нет. Второй день уже.
Жора улыбнулся.
– Не уедешь ты никуда. Сейчас не время.
– В смысле – не время?
– Ну не время сейчас уезжать.
– Что ты имеешь ввиду?
– Взрослые, как с вами трудно. – Жора закатил глаза. – Всему свое время и место.
– Ну а когда будет время? У меня отпуск совсем небольшой.
– Я скажу тебе, когда.
Катя вздохнула и посмотрела в васильковые глаза.
– Хорошо, дорогой.
– А ты одна в отпуск поедешь или с мамой?
– У меня нет мамы. И папы нет.
– А почему?
– Ну они уже умерли.
Жора помолчал.
– Понятно. А у меня есть! – в глазах забилась тревога и надежда. – Есть! Просто она уехала, надолго. Но вернется!
Когда Катя вышла из хосписа, на улице снова шел дождь. В другое время она бы немало удивилась, но сейчас все ее мысли были заняты этим странным мальчиком.
…
Катя и на следующий день пошла на вокзал и поездов снова не было. Не дожидаясь маршрутки, она сразу направилась к Жоре. Тоже повторилась и на следующий день. Через неделю ходить на вокзал она перестала и стала ходить только к Жоре. Ему становилась хуже, сам вставать он уже не мог. Катя гуляла с ним в парке под неизменным дождем и сидела с ним в палате под неизменно ярким солнцем, бившим через окно.
Один раз он сказал ей:
– Ты можешь достать мне рюкзак?
Катя немного опешила.
– Да, конечно, а зачем тебе рюкзак?
Жора вздохнул.
– Ты знаешь. Мама не придет. Она уехала очень далеко и не сможет больше приходить. Я должен поехать к ней сам. И мне нужен рюкзак для игрушек, чтобы взять с собой.
– Подожди, почему не приедет? Это света тебе рассказала.
– Нет. Света знает, но молчит. Я сам понял.
Катя замолчала. Посмотрела на Жору. Он лежал на кушетке и васильковые глаза болезненно светились.
– И куда же ты собрался ехать?
– Я же сказал тебе – к маме! Ты что же, не слушаешь меня?
– Да, я поняла. И… И когда ты поедешь?
– Скоро. На той неделе будут давать печенье. Нам всегда дают. Катя… – Он резко побледнел и как-то сразу весь опал на кровати. – Катя, мне дышать трудно.
Катя выскочила в коридор и закричала:
– Сестра! Жоре плохо!
Света, заполнявшая карты на посту, вскочила в палату и нажала кнопку селектора возле Жориной кровати.
– Реанимацию в седьмую срочно!
Катя стояла в углу палаты, обняв себя за плечи.
– Что с ним?
– Гладкая мускулатура не работает. Мозг отказывает…
…
Через три дня Жору перевели из блока интенсивной терапии обратно в палату, и Катя подарила ему рюкзак. А еще через два дня он сам ждал ее с подарком.
– Нам сегодня давали печенье. И я взял для тебя одно.
Жора протянул ей печенье в ярко оранжевой упаковке. На печенье было «Вера».
– Спасибо – Катя с удовольствием съела печенье. – Очень вкусное. Надо взять фантик и купить себе. Никогда такого не видела.
– И не купишь! Такое только здесь нам дают. Только нам. А фантик дай мне. – Жора аккуратно сложил оба фантика и убрал в карман пижамы. – Ты придешь ко мне завтра?
– Конечно.
– Хорошо, я буду ждать.
…
Когда Катя зашла в палату, Жора сидел на своей кушетке, в красной кепке, одетый, обутый в кроссовки. Рядом стоял детский рюкзак, который Катя ему подарила. Из кармана рюкзака торчал неизменный человек-паук. Больничная пижама ненужным комком валялась рядом с кушеткой. В животе у Кати как-то неприятно затянуло. Зачем же он так оделся?
– Жора, здравствуй. – она присела рядом и обняла его за плечи. – Я смотрю тебе сегодня намного лучше. Ты куда-то собрался?
– Катя, – он поднял на нее свои васильковые глаза. – Я ухожу. Сегодня время. Я еду к маме. Катя, сегодня. И ты можешь пойти со мной.
– Жорик, ты не можешь уйти, ты же еще не выздоровел.
– Катя. Я должен идти, потому что я уже не выздоровею. – Он попытался приподняться, опираясь руками о койку, но не смог. – Ты спрашивала меня – когда время. Так вот, время сегодня. Помоги мне сесть в кресло.
В животе у Кати затянуло сильнее. Мысли путались. Неужели этот маленький больной ребенок знает, как выбраться из проклятого города? Но ведь уходить ему некуда, да и нельзя. Это не больница, но все же – какой-никакой режим. Они отвечают за детей. Даже гулять надо отпрашиваться.
– Я сейчас спрошу сестру, и мы с тобой немного погуляем в парке, хорошо?
Она встала и выглянула в коридор.
– Сестра! Подойдите к нам, пожалуйста!
Тишина.
– Сестра!!!
Пост был пустым, оба крыла залитого солнцем коридора звенели пустотой.
– А Сестры нет, Катя. – Жора жег ее глубиной своих васильковых глаз. – Никого нет, Катя. Потому что время – сегодня. Помоги мне сесть в кресло.
Жора смотрел на нее внимательно, умиротворенно и даже как-то торжественно. Первый раз за все это время Катя не видела в детских васильковых глазах никакого страдания. И она решилась.
– Хорошо, милый. Давай-ка.
Катя взяла Жору под колени и посадила в инвалидное кресло. Поставила ему на колени рюкзак с человеком-пауком.
Они вышли во двор хосписа под тяжелое серое небо. Моросил мелкий дождь. Солнца не было и в помине, но Катя уже привыкла.
– Ну, что, поедем по парку? – на всякий случай спросила она. Хотя ответ был ей уже известен.
– Нет, поехали ко входу. – Жора как-то
