class="p1">Он прошел через сарай и поднялся на сеновал, чтоб набрать сена в небольшую корзинку. На сеновале у трубы, на куче тряпья, спал озорной Хвостик. Свернулся клубком, мордочку по самые глаза спрятал под заднюю ногу. Он не двинулся с места, только открыл глаза и лукаво следил за размашистыми движениями Ергуша.
— Бездельник, — окликнул его Ергуш, — за что тебя только кормят?
Хвостик, пес не обидчивый, постучал хвостом по старому пиджаку, на котором устроился, и, зажмурив глаза, спокойно продолжал спать.
Ергуш с корзинкой сбежал во двор. Кролики оживились, они быстро задвигали носиками, подошли к дверцам клеток и принялись царапать лапками проволочную сетку. Торопили Ергуша — живей, мол, поворачивайся. Ергуш раздал им по клочку сена, принес ведро воды, выколотил из мисочек грязный лед и наполнил их свежей водой. Кролики аппетитно хрупали пахучее сено, макали мордочки в миски.
— Ей-богу, отдам коньки за эту молодую крольчиху, — проговорил вдруг Штефан Фашанга, влюбленно глядя на белую самку с черным пятнышком на морде.
— Она очень дорогая, — сказал Ергуш. — Я ее люблю больше всех. Тащи коньки, посмотрим. У мамки спрошусь…
ДИКИЕ УТКИ
Снег несколько осел, слабый южный ветер сдул его с деревьев. Стало видно до самой дороги.
Пролетели по небу дикие утки, покружились над Ольховкой и опустились за Гатью на левый рукав речки. Вода там текла быстро и не замерзала.
Пришел Штефан с коньками, сказал:
— Утки сели на воду. Пойду позову пана лесничего!
Он положил коньки на подоконник в кухне и выбежал.
Ергуш смотрел за ним из окошка и видел, как Штефан бежит по накатанной дороге. Далеко внизу, за каменным мостом, краснела черепичная крыша дома. Ергуш и не знал, кто в том доме живет. Но раз Штево бежит туда, значит, это дом пана лесничего.
Ергуш занялся коньками. Вертел их в руках, разглядывал и никак не мог понять, как за них взяться.
— Вот эти железки и есть коньки, — сказал он маме.
— Смотри мне, ноги поломаешь! — ответила мама, латая порванную одежду.
Ергуш сообразил, что коньки надо как-то приладить к ногам. Примерил к ботинкам, но коньки вроде были велики.
В окно было видно — идет лесничий с ружьем. За ним семенит Штефан, бара́ница[2] на самых глазах. Чтоб видеть дорогу, Штефан сильно откидывал голову, отклонялся назад. Руки он грел в карманах.
— Идут! — сказал Ергуш, застегнув шубейку, и вышел во двор.
За ним следом Рудко, тоже в шубке, в суконных сапожках. Он робко поглядывал на Ергуша, будто хотел по лицу его прочитать — возьмет ли с собой, если пойдет с паном лесничим? Но Ергуш, смотревший на усатого лесничего с ружьем, не обращал внимания на Рудко.
Лесничий остановился. Штефан показал ему рукой на Гать, на то место, где могли быть утки. Махнул Ергушу — выходи, мол, на дорогу. Все это делалось в таинственном безмолвии.
Лесничий спустился к речке возле мостика. Попробовал лед — выдержит ли — и осторожно перешел на Гать. Штефан с Ергушем пробрались по его следам. За ними — руки в карманах, животишко вперед — проковылял маленький Рудко. А когда были уже на середине Гати, их догнал, взметая глубокий снег, любопытный Хвостик.
Но тут усатый лесничий обернулся, жестами приказал мальчикам остановиться, погрозил кулаком собачонке, а сам, медленно переступая, двинулся туда, где журчала речка.
Мальчики застыли как вкопанные, напряженно следя за лесничим. Хвостик кружился у их ног, ловил запахи, задрав мордочку. Он учуял что-то в той стороне, куда пошел лесничий, и уши поставил торчком. Временами доносилось утиное кряканье.
— Тише! — тихонько сказал Штефан.
Лесничий пригнулся — он был уже у самой воды, — сделал еще шаг, другой, прицелился… Стая уток взлетела, когда загремел выстрел. Хвостик, не привыкший к стрельбе, испугался, метнулся к мальчикам. Он не смотрел, куда прыгает, невежа, и сбил с ног маленького Рудко. Рудко свалился, жалобно завопил.
— Ничего не вышло! — крикнул лесничий, возвращаясь к мальчикам по собственным следам. — Одну-то я подбил, ее в сторону шибануло: видно, дробь мелка…
Хвостик не стал дожидаться лесничего. Недоверчиво поглядел он на ружье, поджал хвост, тявкнул тихонько и помчался восвояси. Утки, разделившись на три кучки, разлетелись по небу.
— А дал бы я тебе красивые перышки, если б утка была наша, — сказал лесничий Штефану. — Если еще увидишь, приди скажи. У них красивые перья в крыльях и хвосте да и мясо вкусное…
ТАИНСТВЕННАЯ ПРОГУЛКА
Вечером, когда стало светло от луны, выскользнул Ергуш из дома. С дороги как будто свистнул Штефан…
Прозрачная дымка висела над землей, как тоненькая паутина, искрились сверкающие звездочки на снегу. Месяц, казалось, стоит неподвижно и кто-то отрезал от него ломоть.
Штево Фашанга ждал на дороге, надвинув баранью шапку на глаза. Руки он держал в карманах, колени согнул и весь запрокинулся назад. Белый пар клубился у него под носом.
— А где же кирка-то? — спросил он. — Пора!
Ергуш тихонько прокрался к дровяному сараю, нащупал кирку, которую заранее поставил у самых дверей, и вернулся к Штефану.
Они перешли по замерзшей речке рядом с мостиком. На Гати лежал глубокий снег.
— Это недалеко, — говорил Штефан, утирая нос рукавом. — Котел замерз, переберемся запросто. Потом через Катре́ну — и вот тебе и Воля́рка… Не боишься?
— Ничего я не боюсь, — через силу выговорил Ергуш: крутой мороз совсем стянул ему губы.
Катреной звали плодовый сад на том берегу речки. Мальчики перешли по льду замерзшего Котла, пробились сквозь глубокий снег под деревьями сада и вышли к вербам, окаймляющим широкую лужайку. Это и была Волярка — лужайка, ровная, как ладонь. Над ней тоже висела серебристая дымка, а по ту сторону чернели высокие деревья — там начинался Лесок.
— Слышишь, как шумит? — спросил Штефан Ергуша; под вербами, скрытый ледяным покровом, журчал ручей. — Выкопаем желоб и отведем его на Волярку. И завтра льду там будет до самого Леска!
Разгребли снег и начали копать канаву от лужайки к ручью. Земля была твердая, кирка отскакивала, из-под нее отлетали заледенелые комья. Штефан и Ергуш сменялись, работали с охотой. Жарко стало — сбросили шубки, остались в одних рубашках.
Под верхним твердым слоем земля пошла мягче, легче поддавалась. Кирка вонзалась глубже, комья земли отваливались крупнее. Каждый из мальчиков первым старался докопаться до ручья.
В канавке уже заблестела узенькая полоска просочившейся воды.
— Ты устал, дай я! — сказал Ергуш Штефану, который, выбиваясь из сил, возился уже у самого ручья.
Ергуш взял кирку и несколькими ударами пробил перемычку, отделявшую ручей от канавки.
