— Ты смотришь на часы? — спросила приоткрывшая дверь сестра. — На завтрак тебя звали, а сейчас приходится звать на обед! У тебя есть совесть?
— Есть у меня совесть, Оля, — ответил я. — Просто заснул. Спасибо, что предупредила. Иди, я сейчас подойду.
Она недоверчиво посмотрела и ушла. Ещё бы сестре не удивляться, если я уже забыл, когда благодарил её в последний раз. Причина была в её неприязни к Вере. Я высказал всё, что о ней думаю, после чего в наших отношениях уже не было прежней теплоты.
Я сменил помятую рубашку на выглаженную из шкафа и поторопился в столовую. Отец редко приходил обедать домой, больше пользовался расположенным недалеко от его департамента рестораном, поэтому наша кухарка и домработница Наталья накрывала стол на троих. Меня уже ждали.
— Как ты себя чувствуешь? — с тревогой спросила мама. — Только не надо мне врать! Ты уже десять лет не спишь днём!
— Чувствовал неважно, — ответил я, — а поспал, и всё прошло.
Минут пятнадцать мы не спеша ели куриный суп, а потом мясо с грибами. Были ещё блины со сметаной, но для них у меня не нашлось места в желудке. А вот сестра съела несколько штук.
— Растолстеешь, и никто не будет любить, — неудачно пошутил я.
— Рано ей думать о любви, — сказала мама.
— Мне через два месяца шестнадцать! — возразила Ольга матери и повернулась ко мне: — А ты смотрел бы не на мой живот, а на Веркин! Как бы он у неё не вырос!
— Оля, что ты такое говоришь! — возмутилась мама. — Иди немедленно в свою комнату!
— Что думаю, то и говорю! — сказала сестра, встала из-за стола и с оскорблённым видом вышла из столовой.
— И в кого она растёт, такая непослушная! — со вздохом сказала мама. — Алексей, я хотела с тобой серьёзно поговорить. Отец настроен против вашей дружбы…
— А почему? Вера красивая и замечательная девушка. Пусть она из купцов, но для меня это ничего не значит. «Замужние жёны поступают в рангах по чинам мужей их», — процитировал я Табель о рангах. — Она станет княгиней, а если кому-то это не по нраву, пусть подумает о том, что у её отца капитал больше ста миллионов рублей, и он не оставит дочь без поддержки. Мне его деньги не нужны, но если отец упрётся и мне придётся уйти из дома, они будут нелишними.
— Как уйти? — опешила она. — Что ты такое говоришь?
— А что ты хотела услышать, мама? — спросил я. — Я люблю девушку, а отец упёрся и хочет сам решать, что для меня хорошо, а что нет. Если для него представления о чести рода важнее моего счастья, то пусть и дальше читает нотации, пока я их терплю. Он вправе высказывать мне поучения за проступки, а не за любовь! В конце концов, уже середина двадцатого века, а он до сих пор живёт веком минувшим!
— Я с ним поговорю, — глядя на меня с удивлением, пообещала она, — а то вы только поругаетесь. А о Гагариных отец тебе правильно говорил. Не удивлюсь, если за ними присматривает кто-нибудь из Охранного отделения! Подумай сам, что хорошего в ваших посиделках? Договоритесь до ссылки, а отца выгонят со службы и не посмотрят на то, что он надворный советник.
— Я теперь редко бываю у Олега, — сказал я правду, — а когда начну работать в редакции, времени будет ещё меньше. И с ним поговорю, чтобы не занимались ерундой.
— Ты изменился, — задумчиво сказала мама, — да так резко… Скажи, тебе действительно хочется работать в этой газете, или это из-за того, что в ней работает Вера? Мне кажется, что ты способен на большее, чем перебирать бумажки в вашей редакции.
— У тебя неверное представление о моей работе, — засмеялся я. — Обещаю, что если меня посадят их перебирать, пусть даже на пару с Верой, я и сам оттуда уйду, и её заберу! А свою работу я смогу десять раз поменять. В моём-то возрасте…
— Ладно, если поел, иди, — сказала мама, которую начали пугать мои странности. — Ты никуда не собираешься?
— Посижу дома, — ответил я. — Чувствую себя хорошо, особенно после обеда, но если не пошёл в редакцию, лучше никуда не выходить. Могут увидеть, а потом пойдут разговоры. Хоть я пока не в штате, но всё равно.
Одна моя половина рвалась на встречу с Верой, а второй надо было полежать и подумать. Выйдя из столовой, я вернулся в свою комнату. Сменив рубашку на уже измятую, лёг на кровать и начал раскладывать по полочкам всё, чем этот мир отличался от моего прежнего. Отличий оказалось много, тем удивительней было то, что во многом обе реальности были не просто похожи, а фактически повторяли друг друга.
Глава 2
Прежде всего я обдумал своё бегство с того света и сразу же пришёл к выводу, что мне специально дали уйти, максимально облегчив этот уход. Смешно думать, что за мной никто не наблюдал, да и эти таблички на русском языке… Почему не сказали прямо, что это нужно сделать? Ничего не зная об ангелах, об этом можно было только гадать. Я не видел смысла в таких гаданиях, поэтому не стал ими заниматься, а задал себе вопрос: почему именно я. Гением я себя не считал, а посредственностью не был. Ко многому способный человек с большими знаниями и опытом. Но таких много, и я был почему-то уверен в том, что их не засылают тысячами в чужие реальности, сохраняя память прожитой жизни. И ещё я был русским. Это могло быть случайностью и не влиять на выбор, но в такую случайность не верилось. Наверняка ангелы хотели, чтобы я как-то встряхнул этот мир, иначе моё вселение не имело смысла. Мне дали понять, что нашим опекунам надоел бег по кругу с возрождением и гибелью человеческих цивилизаций, даже сказали, что причиной нашей недоразвитости является агрессивность.
А чем русские отличаются от всех прочих? Если взять европейскую цивилизацию, к которой мы немного относимся, то отличие и будет в очень низкой агрессивности. Русские не столько завоевали свою огромную империю, сколько построили, включив в неё все жившие на занятых территориях народы. Мы не создавали колоний и доброжелательно относились к людям любой национальности, если они своими поступками не растаптывали эту доброжелательность. Единственными, кого в чём-то ограничивали по национальному признаку, были евреи, но их почти везде гоняли во все времена. Я не идеализировал русских, среди которых было достаточно мерзавцев, но в целом это был самый мирный из всех известных мне народов.
Сделаю оговорку, что сказанное относится только к народам европейской цивилизации, которые имели возможность влиять на общемировые процессы. Нам такую возможность давали огромная, богатая всеми необходимыми ресурсами территория и высокая численность способного к любой трудовой деятельности населения, но в обеих известных мне теперь реальностях она в конечном итоге не реализовалась. И причины в обоих случаях были одни и те же, хоть и проявились совершенно по-разному. Этот мир сильно напоминал мой прежний. Говорю «мой», потому что чувствую себя больше бывшим писателем Роговым, чем вчерашним гимназистом князем Мещерским. Личность Рогова, его опыт и знания во всём превосходили то, что было у только вступившего во взрослую жизнь юноши, поэтому мои мысли и оценки были в основном роговскими.
