«Рено» притормозил неподалеку от входа, но Вероника осталась в салоне. Она оценила себя в зеркале. Серые глаза смотрели испугано. Натянутая улыбка не спасала положение.
Вероника перегнулась назад и ласково погладила Митю по согретой солнцем щеке:
— Пора вставать, малыш. Мы на месте.
Мальчик зевнул и потянулся.
— Ого! Вот это дом. Мы будем здесь жить?
— Надеюсь, что нет, — покачала она головой. – Дом похож на монстра.
— Разве монстры всегда злые? – Митя первым покинул салон. – Нас в школе учили, что некрасивые тоже бывают добрыми. Главное, что внутри, а не снаружи.
— Не уверена, что внутри он симпатичнее, — Вероника закрыла машину, взяла сына за руку и направилась к двери.
— А мне он нравится, — заявил Митя.
— Ты у нас любишь все необычное, да?
— Давай, останемся тут наподольше, — попросил он, заглядывая ей в лицо.
— Посмотрим.
Она не стала разочаровывать его и говорить, что при первой возможности они сбегут отсюда.
— А кто там живет? – спросил Митя, поднимаясь по ступеням крыльца.
— Твоя бабушка.
Он озадаченно нахмурился. Вероника потянула его за руку, выводя из ступора. Понятие «бабушка» было для Мити мифическим, и она отлично понимала его чувства. С рождения мальчик привык, что у него есть только мама. А тут вдруг бабушка! Вероника сама еще не смирилась с мыслью, что они больше не одиноки в этом мире.
Круглая кнопка звонка таращилась на нее из стены. Заставить себя нажать на нее было не легче, чем альпинисту покорить Эверест. Но Вероника справилась. Она вытянула руку, нацелила указательный палец на звонок и надавила что есть силы. После этого подвига она позволила руке безвольно упасть вдоль туловища.
Толстая дубовая дверь не пропускала звуков. Трудно понять увенчались ее старания успехом или звонок не работает. Потянулись минуты ожидания. Митя скакал по ступеням крыльца. Игра напоминала классики с препятствиями. Он как раз добрался до нижней ступени, когда лязгнул замок и дверь открылась.
На пороге стояла миловидная женщина примерно одного с Вероникой возраста – лет двадцати восьми. Курчавые волосы были убраны под туго завязанную косынку, но несколько непослушных прядей выбились и повисли у висков. Женщина выглядела неприветливо. Брови сошлись на переносице, образовав по центру лба глубокую морщину.
— Чего надо? – спросила она, не стесняясь ребенка.
— Меня зовут Вероника Одинцова. Я бывшая гражданская жена Бориса.
Вероника рассчитывала, что после этих слов отношение к ней изменится. Она оказалась права. С той лишь разницей, что отношение поменялось не в лучшую, а в еще более худшую сторону.
Женщина скривила губы, как если бы вступила в коровью лепешку, и процедила:
— Проходите.
Приглашение прозвучало так, словно она намеривалась сказать «пошла вон», но в последнюю секунду передумала.
— Спасибо, — неуверенно поблагодарила Вероника. Меньше всего ей хотелось ссориться. Едва ли эта женщина мать Бориса. Чересчур молода. Но она может быть его женой. Это могло объяснить ее неприязнь.
Сжимая в руке ладошку сына, Вероника переступила порог и потрясенно застыла. Холл был забит мебелью. Сбоку от входа высилась горка с посудой, в углу стояли вешалка и банкетка с потертой обивкой, чуть поодаль комод и небольшой столик для писем.
Мебель была старой в худшем смысле этого слова. Она не имела никакого отношения к антиквариату. Просто износилась. Ворс ковра был богат на проплешины. Края деревянного стола точно погрыз бобер.
Вероника крепко держала Митю, который то и дело порывался высвободиться. Уж она-то знала: стоит отпустить его, и он пронесется по холлу подобно урагану. Вечно ему необходимо все потрогать, пощупать, чуть ли не попробовать на зуб.
Учительница Мити как-то сказала: «Ваш ребенок познает мир через тактильные ощущения». Вероника ничего не имела против. Только бы он не покалечился. А тут на каждом шагу поджидала опасность. Вон вешалка едва стоит. Не подпирай ее банкетка, давно бы рухнула.
— Стой смирно, — одернула она сына.
Вероника была из числа тех мам, кто предпочитает договариваться с детьми. Поэтому ее столь редкий приказ подействовал на Митю стопроцентно. Он замер, старательно изображая послушание.
Женщина, впустившая их, куда-то пропала. Вероника нервно теребила собачку на молнии куртки: как поступить? Пройти дальше или подождать здесь, пока к ним кто-нибудь выйдет.
Ей до спазмов в желудке хотелось произвести хорошее впечатление на мать Бориса. Она надеялась, они найдут общий язык. В своих фантазиях Вероника вместе со свекровью пили чай на веранде, пока Митя играл во дворе, и вели неспешную беседу о погоде. Полная идиллия. Ей и в голову не приходило, что бабушки бывают иными.
Глава 3
Из противоположной от входа двери появилась женщина. Высокая и статная, с гордо поднятой головой. На вид лет пятидесяти, не больше. Абсолютно седые благородного серебряного оттенка волосы были забраны назад и уложены в строгую прическу. Волосок к волоску.
Она передвигалась, опираясь на трость, позолоченная ручка которой изображала грифона. Его острый клюв был направлен прямо на Веронику. Когтистые лапы вцепились в верхушку трости, хвост обвивал древко. Ладонь женщины уютно лежала между распахнутыми крыльями мифического существа. Дорогая, должно быть, вещь.
Вероника сразу почувствовала: перед ней истинная леди. Подобных ей снимают в фильмах в роли чистокровных дворянок. Когда-то женщина была хороша собой, но и сейчас ее красота не до конца угасла. Она явственно проступала в плавном изгибе шеи, в мерцание голубых глаз, в холеных руках и подтянутой фигуре, подчеркнутой элегантным костюмом.
Вероника невольно подобралась, жалея о том, что не надела лучшее платье. В серой юбке до колен и белой блузке она ощущала себя бедной родственницей, которой, по сути, и являлась.
— Добрый день, милочка, — голос у женщины был под стать внешности: гортанный с хрипотцой. — Надеюсь, дорога вас не сильно измотала.
— Нет, мы быстро добрались, — Вероника поймала себя на том, что говорит, как маленькая девочка. Ни дать, ни взять, провинившаяся ученица, лебезящая перед строгой директрисой.
— Зови меня Светлана Георгиевна.
— А я Вероника.
— Да, да, я в курсе, — рассеянно кивнула женщина. – Борис как-то раз упоминал тебя в разговоре.
Это прозвучало так, словно Борис говорил о ней как о чем-то незначительном, не стоящем внимания.
— О сыне он тоже упоминал?
К этому моменту стало ясно, что ее представления о Митиной бабушке не имеют ничего общего с реальностью. Светлану Георгиевну нельзя было назвать милой старушкой. Вероника отметила ее поразительное сходство с тем самым грифоном, что украшал трость. Они смотрели одинаково пронзительно, с хищническим выражением лица. Идеальный маникюр женщины и тот напоминал когти чудовища.
