Мы все же выбрались из шатающегося дилижанса, оказавшись посреди северной равнины, тянущейся до самого горизонта бескрайними полями вереска. Сахарок покорно сидел на руках блажено жмурясь от моих рассеянных почесываний.
У меня из груди вырвалось восторженное «ох», когда я отошла от повозки, пока мужчины бегали вокруг дилижанса, пытаясь рассмотреть масштабы повреждений.
Вдали, заслоняя солнце, высились горы в белесых снежных шапках, под ногами хрустели камешки и сухие ветки. Вереск устилал землю от края до края, делая пустошь похожей на бескрайнее сиреневое поле. Серое небо, белые горы, и сиреневые поля по которым мчались…
— Это то, что я вижу? — с восхищением шепнула я Хаасу, который подошел ко мне.
— Да, мэм, — с гордостью выдохнул наг, — Пегасы северных пустошей к вашим услугам.
О да, я действительно вижу то, что ранее разглядывала только на страницах зоологического вестника, который выписывал отец. Главное чудо севера. Пегасы. Гордые и вольные существа, которых очень сложно приручить. Они мчались огромным табуном, подобные снежной лавине. Белые конские гривы трепал ветер, а солнечные лучи разливались по их телам серебряными бликами. Животные не бежали, они плыли над землей, время от времени расправляя крылья.
— Они прекрасны, — шепчу я, любуясь животными.
Наг только покосился на меня змеиным взглядом и дернул уголком губ, сдерживая ухмылку. Для него я тоже лишь пустышка, возомнившая себя равной мужчине? От этих мыслей мне сделалось грустно, но я продолжила любоваться пегасами, отрывающимися от земли и парящими в небе. Дальше. Еще дальше. Вскоре их очертания и вовсе растаяли в косматых облаках, на память остался лишь белый пух, оседавший на землю.
— Хаас! — рявкнул за нашими спинами нелюбезный мистер Нордвуд.
Наг безшумно отошел (или отполз?), оставив меня стоять одну на пробирающем до костей ветру. Я только сильнее запахнула на груди полы пальто и подняла воротник. Мужчины копошились вокруг дилижанса, доставали с крыши ящик с инструментами, разглядывали слетевшее с оси колесо. Одеты они были легко, а когда закипела работа, остались в одних рубашках, вызывая у меня еще большие приступы дрожи. Как им не холодно?
Нордвуд тоже сбросил с себя и плащь и пиджак, закатывая рукава рубашки до самих локтей. Мое внимание привлек рисунок на руке шерифа. Синяя татуировка с рунами ветра, знак воздушного флота империи.
Я недоверчиво моргнула и прищурилась. Такие знаки набивали только магам- стихийникам, которые служили в высших чинах имперской армии. Но, что тогда Нордвуд делал здесь? Магов не разжалуют, не изгоняют и не лишают чинов. Их слишком мало ими дорожат. Да и мало кто из них добровольно откажется от тех благ, что дарит правительство за верную службу.
Разве что… Я прикусила губу, отводя взгляд от выцветшей татуировки. Она не искрилась на солнце, цвет ее был тусклым и невнятным. Такое бывает, если маг утратил свой дар. Но, даже в таком случае его бы оставили в столице. За любое даже самое дикое преступление магу грозил разве что штраф. И то для вида… Что же занесло Нордвуда в такую даль, как Лингро? Вскоре рядом со мной возник Хаас, с теплым пледом в руках.
— Закутайтесь, — усмехнулся он, — здесь очень сильный ветер, вы продрогните.
Я с благодарностью приняла его заботу, кутаясь в колючее полотно. Я и отвыкла от того, что кому-то может быть дело до меня и моих потребностей. Это оказалось одновременно и приятно и горько. Ранее обо мне так заботились только родители. Дядя же только выполнял возложенный на него государственный долг… Гай не считал себя обязанным даже думать обо мне. А я была рада, когда он забывал о моем существовании хотя бы на день. Это были самые радостные часы в моей жизни. Ведь я могла не боятся сделать что- то «не так».
ГЛАВА 3
— Вот и день почти погас, — устало вздохнул Хаас, когда они с Лиамом плелись по улицам затихшего Лингро.
До городка удалось доехать уже в сумерках. Все устали и изнервничались. Леди Роквул прибежал встречать на станцию сам мэр, дав Лиаму возможность незаметно скрыться прочь от притихшей дамы. Она дремала всю оставшуюся дорогу до городка, прислонившись головой к стенке дилижанса. А Лиам старался смотреть в окно, избегая разглядывать доктора. Взгляд то и дело сползал на хрупкую фигурку в углу кареты, на тонкие пальцы, на изящный изгиб шеи… Лиам тряхнул головой и перевел взгляд на друга.
— Какая она все же замечательная, эта миссис Роквул, — восторгался Хаас.
Шериф скрипнул зубами и покосился на друга. Тот как обычно выглядел безмятежно и радостно, словно надышался какой-то едкой дряни на закрытом руднике.
— Не то слово! — язвительно заявил Нордвуд — вот счастье — то привалило.
Наг удрученно покачал головой и похлопал шерифа по плечу. Солнце проваливалось в туманную пелену на горизонте, таяло в ней, словно в зыбучем песке. Поглаживало по кронам притихшие клены в редком лесочке на окраине городка.
— И почему ты вечно всем не доволен, не понимаю, — обратился к шерифу наг, — невозможный брюзга. Стареешь?
Лиам устало взглянул на своего веселящегося подчиненного и скривился. Свою угрюмость и холодность, Лиам никогда не считал пороком, наоборот, его раздражала излишняя навязчивость и болтливость, а желание всем и вся демонстрировать свои эмоции и вовсе вызывала рвотные позывы. Только веселость нага, шериф все же терпел. Хаас был его другом еще с тех незапамятных времен, когда лорда Нордвуда помнили в столице. И уважали. И Хаас добровольно увязался за другом в эту глухомань, хотя вполне мог остаться служить во флоте. Прошло уже пять лет, а Лиам все еще ощущал тупую боль под сердцем, когда смотрел в небо. Когда-то Лиама Нордвуда считали героем, только героев забывают, когда от них больше нет проку.
— А я теряюсь в догадках, — огрызнулся Нордвуд, — почему ты от всего всегда приходишь в свинский восторг.
Хааса не задел ни тон ни взгляд друга. Он пожал плечами и растрепал ладонью и без того торчащие во все стороны волосы, перехватив шляпу второй парой рук. Вид у него был довольный. Даже слишком.
— Так замечательно же! — любуясь небом, шепнул наг. — У Лингро появился доктор. У доктора появилась работа.
— Это баба, Хаас! — припечатал шериф, — Ты понимаешь, это? Это же… это…
— Равноправие и толерантность? — подначил его друг.
— Это безобразие, — буркнул шериф и ускорил шаг.
Хаас не отставал, по дороге умудряясь мотать хвостом, подбрасывая им, как битой, мелкие камешки. Даром, что у парня не было ног, хвостом он выделывал кульбиты и посложнее пинания булыжников.
— И что? — не унимался полузмей, — Теперь раны не только перевяжут, но и подуют на ссадины… Самая верная анестезия.
После этих слов, сказанных подозрительно сладким тоном, Лиам замер как вкопанный. Резко обернулся и рявкнул:
— Нет!
— Что? — изумился наг, наигранно преувеличенно.
