Книга Малышка для демона - Эрика Шторм

Чудовище, монстр, мужлан! Ненавижу!

С остервенением уставилась в бездонные глаза, теперь не боясь, а ненавидя. Сжала одеяло, до боли в скрюченных пальцах.

Рогатый усмехнулся.

Я вскинула руку и с силой залепила ему пощечину. Ладонь болезненно закололо. Мама, до сих пор находящаяся в комнате, испуганно вскрикнула. У чудовища даже морда не дернулась. Даже следа не осталось.

— На первый раз прощаю, — обдавая холодом, ответил монстр. — Но впредь не советую прибегать к таким способам разрядки. Выпустить пар можно и по-иному. — В конце предложения его интонация сменилась, намекая на что-то, о чем я догадаться не смогла.

Монстр поднялся, уперся рогами в потолок, поморщился. Склонил голову, стараясь больше не задевать деревянное покрытие.

— Я подожду во дворе. Можешь попрощаться с родственниками и собрать вещи на память. Всем необходимым я обеспечу, можешь не сомневаться.

Последнее он произнес, разглядев на моем лице скепсис, которого я и не пыталась скрыть. Вот правда, чем меня может обеспечить краснокожий монстр? На самом повязка, укрывающая причинные места, да и только. Ни штанов, ни рубашки, ни обуви. И жить мы будем в пещере, а есть коренья да диких зверей. Надеюсь, не в мире мертвых. А то больно схож мой «жених» с демоном рогатым. В книге о сотворении миров, которую мне удалось прочитать в городской библиотеке, их изображали именно такими. Автор писал, что демоны покупают человеческие души в обмен на материальное благо, а потом, когда приходит срок расплаты, сжирают их. Такая пища дарит им силу и бессмертие. Еще демоны любят толкать людей на грехопадение: женщин на распутство, а мужчин на пьянство и карты.

Однако я решила не делать скоропостижных выводов. Может не демон он никакой, а так, чудовище обыкновенное, подвид — рогатое. В любом случае, я обязана разобраться в том, с кем имею дело, а уже потом строить планы о побеге. Ведь не думает же это чудище, что я собираюсь за него замуж?

Стоило ему покинуть комнату, мама тут же бросилась ко мне с болезненными, полными осязаемого отчаяния объятиями. Она гладила меня по голове, тихонько плакала и шептала слова утешения. Остаться равнодушной к ее страданиям не удалось: я захлюпала носом, часто-часто заморгала, но поток слез сдержать не смогла. Обида, страх, непонимание, все смешалось внутри, превратившись в жуткое эмоциональное месиво. Как бы я не желала быть сильной и с достоинством принять поступок родных, сделать этого никак не получалось. Я действительно не понимала, как они решились продать меня монстру. Да, мы жили бедно, работали много и все деньги отдавали в счет долгов отца. Но мы всегда друг друга поддерживали и радовались тому, что есть. Но, как видно, я совершенно не разбираюсь в людях, если даже действия собственных домочадцев оказались для меня непредсказуемыми.

— Лари, прежде чем ты навсегда уйдешь из нашего дома, я обязана тебе кое-что рассказать. — Подняв красные от слез глаза, мама осторожно взяла меня за руку. — Двадцать лет назад на Аталию прибыли дипломаты из других миров, чтобы подписать с нашим и соседними королевствами договора о взаимовыгодном сотрудничестве. В школе вам не говорили о том, как взъярился наш король на предложение одного из дипломатов, однако ты должна об этом знать. Молодой Генри Росс предложил ему заключить несколько браков между местными девушками и людьми из его свиты. У него была теория, что от такого союза могут родиться дети, одаренные магией. Однако нашему королю это было не к чему. Он всегда боялся нововведений и категорически отказал Генри.

Я слушала маму и все больше приходила в недоумение. К чему этот урок истории, когда мне с минуты на минуту предстоит уйти из отчего дома прямиком в лапы чудовища?

— Мам, зачем мне это? — спросила, не выдержав монотонности ее речи.

Она глубоко вздохнула, отпустила мою руку и обняла себя за плечи. Отвела взгляд, породив во мне дурное предчувствие. В нашей семье все прятали глаза, прежде чем огорошить плохой вестью. Я приготовилась услышать нечто ужасное, но к такой дикости была не готова:

— Генри Росс — твой настоящий отец. Не спрашивай как, — торопливо затараторила она, хотя я сама по себе утратила способность говорить. — Он ослушался приказа короля и вместо того, чтобы уехать в свой мир, остался здесь. Мы встретились, я влюбилась и вскоре забеременела. А также еще несколько девушек по всему королевству. Когда о них стало известно, всю свиту Генри и его самого казнили, а родившихся детей убили. Ты единственная, кто выжила. Твой отец, тот, что вырастил тебя, — исправилась она, — взял меня в жены, подтвердил отцовство и нашел человека, который запечатал твой дар. Такие люди очень редки в нашем мире, однако корона их очень ценит. Ведь россказни про зону отчуждения — вранье. Из Аталии насильно выкачали магию, но источник не искоренили. Малейший толчок вроде рождения пары десятков одаренных, может его разбудить. А магия, появившаяся у простолюдинов, может подорвать действующую власть, произойдет переворот. Король не мог этого допустить, потому и устроил показательную казнь. Эти младенцы могли жить, но не всем так повезло, как тебе, Ларинда.

Она несмело взглянула на меня и сочувственно покачала головой.

— Прости нас. За все. И будь осторожна. Неизвестно, как твой дар поведет себя в другом мире.

Вывалив на меня ошеломляющую новость, мама последний раз обняла меня и вышла. Я успела расслышать судорожный вздох — кажется, она снова заплакала.

А вот мне больше рыдать не хотелось. Кроме безмерного удивления меня вообще больше никакие эмоции не тронули. Получается, мистер Навэт никогда не был моим отцом. Что же, это прекрасно объясняет легкость, с какой он меня продал не пойми кому.

В груди разросся огромный ком иррационального спокойствия. Оно было напускным — глубоко внутри я ощутила отголоски болезненной утраты, обиды, разочарования близкими. Но я упрямо их отогнала, понимая, что еще одной истерики не перенесу. Пришлось сузить диапазон эмоций до отупелого удивления над происходящим.

Оглушенная внезапно открывшимся фактом, я принялась собирать вещи. Неизвестно насколько еще хватит терпения чудовища, поэтому лучше поторопиться.

Ни мистер Навэт, ни сестра не вышли со мной попрощаться. Лишь мама застыла скорбным изваянием в кухонном проеме и проводила меня долгим печальным взглядом. Прежде чем я навсегда покинула родной дом, мне удалось уловить ее тихое «прости».

Закрывая входную дверь, коричневую, с облупленной краской и знакомой засечкой у замка, я почти физически почувствовала, как моя жизнь развалилась на до и после. Впереди ждала неизвестность. Краснокожая, рогатая неизвестность.