Отец откидывается назад, снова привалившись спиной к дереву, и жестом приглашает Энтони сесть рядом, но тот не желает. Превозмогая боль, он продолжает держаться прямо, глядя на отца сверху вниз.
– Солнце Йорка принесло нам погоду получше. Пора научиться называть Эдуарда королем… И все было не совсем так, – говорит отец. – Увидев, что Нортумберленд в беде, я бросился на помощь, вернее, попытался, но мне не удалось пробиться к его штандарту. И когда я понял, что ничего не выйдет, все вокруг начали отступать, и я присоединился к ним. Но меня схватили, прежде чем я успел добраться до лошадей. После такой битвы я уже не сомневался, что дело Ланкастера безнадежно проиграно навсегда. Поэтому, когда меня привели к Эдуарду, я покорился ему и умолял о прощении, и сей великий принц выказал мне милость и даже благоволение, так что я остаюсь верховным констеблем Англии. Если я и продал свой меч, за него я купил твою голову, Энтони. Эдуард пощадил и твою жизнь, и можешь, кстати, рассчитывать на повышение. Я уж подумал, что потерял тебя. Лишиться…
Но Энтони раздражен:
– Тогда я тоже буду клятвопреступником, как ты. Отрекшимся и про́клятым.
– Лучше бы улыбнулся и поблагодарил отца за спасенную жизнь. Скажи, с какой стати ты должен считать себя клятвопреступником?
Теперь они уже кричат друг на друга. Видимо привлеченный их криками, к ним подходит какой-то человек и, остановившись неподалеку, прислушивается к спору. На нем грубая стеганая холщовая безрукавка и облегающие штаны из потертой коричневой кожи. Худощавое лицо выражает некоторое беспокойство, и он умоляюще машет рукой, словно призывая Энтони и его отца успокоиться или, по крайней мере, говорить потише. Хотя, возможно, он просто хочет попросить денег. Они решают не обращать на него внимания.
– Я не просто считаю, я знаю. Мы оба преклоняли колени и клялись перед Богом в верности королю Генриху. Страшный грех нарушать клятву, данную перед Богом.
Но отец ожидал таких слов.
– Верно, так и есть, – соглашается он. – Клятва перед Богом священна! А как же насчет короля Генриха, который в день своей коронации клялся перед Богом милосердно вершить закон, чтить справедливость во всех своих решениях и сохранять мир в королевстве? Он не выполнил своих обещаний.
Помнишь, как убили молодого Рутланда? А помнишь, как люди графа Девоншира окружили дом законника Николаса Редфорда и уговорили его выйти из спальни, обещая, что не причинят ему никакого телесного вреда. Редфорд спустился вниз. Из его покоев вынесли все ценное, а ему сказали, что он должен явиться и поговорить с герцогом, и Редфорд ответил, что он тут же поедет ко двору герцога. На это ему было сказано, что все его лошади конфискованы. Тогда Редфорд обратился к сыну герцога, предводителю злодеев: «Сэр, ваши люди разграбили мой дом и забрали лошадей, поэтому я не могу отправиться с вами к моему лорду, вашему отцу. Умоляю вас дать мне возможность ехать верхом, ибо я стар и не в силах идти». Но ему велели добираться пешком, и не успел он отойти от дома, девять человек напали на старика и перерезали ему горло…
Теперь мужчина в безрукавке встревает в разговор:
– Один джентльмен пил в таверне, а его компаньоны решили подшутить над ним. Один из них незаметно вышел и переставил седло на его лошади задом наперед. Затем, когда следующим вечером они снова встретились в таверне, друзья спросили его, как он вчера добрался домой. «Хороший вопрос, – ответил он. – Когда я вышел отсюда, то обнаружил, что какой-то злой человек отрубил моей лошади голову, и мне пришлось направлять ее домой, засунув ей в горло палец». А-хаха-ха! Посмеялись бы лучше, добрые господа, а то вы оба слишком мрачны и угрюмы.
Выдержав паузу, он корчит преувеличенно печальную гримасу, после чего продолжает:
– Скоггин – вот имя! Наверняка все то, что приключилось с Редфордом, было давно, а старина Скоггин полагает, что нынче пришла весна и всем нам пора веселиться.
Граф Риверс отмахивается, словно отгоняет муху:
– Поди прочь, мы заняты, и у нас нет времени на нищих.
– Но, милорд, простите Скоггина, вы ошибаетесь. Скоггин – не нищий. Он здесь, чтобы развлекать вас сотнями веселых шуток и ужимок. Он не просит денег, ибо всем известно, что дурак с деньгами не дружит.
Вместо этого он ищет, во что одеться, где укрыться, что поесть, ибо он представляется здесь как ваш домашний шут. Та-рам!
Риверс не обращает внимания на Скоггина и продолжает:
– Разве конец Редфорда не достоин сожалений? Где тогда была справедливость короля? И вспомни, как предали на пути в Кале герцога Саффолка. Полудюжиной ударов ржавым мечом ему отрубили голову, оставив ее валяться на песке около Дувра. Сколько еще преступлений и непотребств должен я перечислить? При Генрихе бесправие, волнения, междоусобные споры и стычки, глупые решения, безвинно пролитая кровь, нарушение законов, предвзятость, беспорядок, вымогательство, убийство, насилие и порок верховодили всем и вся в благородном английском королевстве. Более того, из-за него мы потеряли наши земли во Франции. Король не может усесться на трон и думать про себя: «Вот теперь я король и могу делать все, что захочу», потому что по сути коронация – договор, который связывает обе стороны.
Скоггин не может больше сдерживаться:
– Король – король навеки, а рыцарь может быть на час! А-ха-ха!
На него по-прежнему не обращают внимания. Риверс продолжает:
– Генрих должен был править своими подданными мудро и не исполнил долг. Более того, он нарушил Акт согласия, подписанный лордами и парламентом в прошлом году. Согласно этому закону, отец Эдуарда Ричард и сам Эдуард после него объявлены наследниками Генриха и претендентами на корону в случае смерти или отречения Генриха. И вот теперь Генрих нарушил клятву и не подчинился Акту согласия: он убил Ричарда Йоркского, и его отрубленная голова с бумажной короной насажена на прут решетки башни Миклгейт в Йорке. Поэтому никакая присяга, принесенная такому королю-клятвопреступнику, не может считаться праведной.
– Клятвопреступник или нет, Генрих – все еще король. Он не умер и не отрекся.
– Да нет же, отрекся. Он покинул свое королевство и убежал к шотландцам, врагам Англии. Генриха следует считать отрекшимся от трона. – И прежде чем Энтони успевает перебить его, отец поспешно продолжает: – Правление дома Ланкастеров с самого начала основывалось на попрании наследования по крови. Весь род Ланкастеров должен считаться узурпаторами, так как более полувека назад Генрих IV поднял восстание против короля Ричарда II и убил его. Когда король Ричард умер, его наследником должен был стать Эдмунд Мортимер, внук второго сына Эдуарда III, и с тех пор по линии Мортимеров именно Йорк, его кузен, владеет истинным правом на трон. В нашем мире без генеалогии никуда. Генеалогия и геральдика – вот две науки, которые надо знать.
– Мудрая мысль. Жаль, Скоггин не так умен, – говорит горе-шут, потирая подбородок, и продолжает: – Господа, пусть я никто и пришел из ниоткуда, но благодаря вашим добрым светлостям у меня есть шанс стать кое-кем. Хоть у меня нет прошлого, вы можете дать мне будущее. – И, обращаясь к Энтони, он добавляет: – У вас очень красивое лицо. Наверняка это признак доброты?
