Вера никогда не стремилась к богатству. Ей всегда хотелось только одного: любить и быть любимой – и постараться избежать серости и монотонной скуки. Она не строила амбициозных планов; все было очень просто. Вера всегда надеялась: когда у нее будут дети, она сумеет научить их уважать мир вокруг них и сделает все возможное, чтобы детство у них было счастливее, чем у нее самой; она постарается вырастить их порядочными людьми.
Сейчас ей тридцать два года, и жизнь так же далека от ее скромного начала, как и от ее мечтаний. Она замужем за состоятельным пластическим хирургом, очень серьезным человеком, который во всем стремится к совершенству. Ее муж – настоящий перфекционист. Они живут в доме, величественном до нелепости. Вера понимает, что ей надо судьбу благодарить за такую жизнь – так твердит ей мать. Но они с матерью всегда смотрели на вещи по-разному – по крайней мере, ей так кажется.
В местную аптеку Вера решила не ходить; она поехала в Берджесс-Хилл, близлежащий городок, где имелась большая сетевая аптека «Бутс».
Ожидая своей очереди у въезда на парковку, она смотрела на затянутое облаками небо. Оно почти физически давило на нее. Постучала ногтем по зубам; оказалось, ее слегка трясет. Нервы на пределе. Необъяснимый темный страх, бывший частью ее депрессии, наряду с упадком сил и – иногда – пугающим осознанием того, что она не совсем в своем теле, никогда не отпускал ее надолго. Она была рада, что хранит капсулы прозака в шкафчике в ванной. Если бы они были сейчас с ней, в сумочке, она непременно приняла бы одну.
Перед ней стояла только одна машина; за рулем пожилая женщина. Она отъехала слишком далеко от парковочного автомата и теперь пыталась открыть дверцу, чтобы дотянуться до кнопки и получить талон. Вера взглянула на шкалу пробега: четырнадцать километров. Она мысленно умножила цифру на два – прибавить обратный путь домой. Потом прибавила еще столько же – поездка вечером на станцию, чтобы сесть на поезд до Лондона, где у них с Россом ужин в обществе врачей: итого почти пятьдесят три километра, за которые необходимо отчитаться – Росс каждый день проверяет, сколько километров она проехала и куда ездила.
Чтобы найти оправдание своей поездки для мужа, она заехала в универсам «Уэйтроуз» и закупила овощей и фруктов. Так легче – лучше всего придумывать способы обходить мины и хитрые ловушки, которые Росс расставлял в ее повседневной жизни. Так она обретала хоть какое-то спокойствие, по крайней мере, в смутном сознании, если не в тревожных снах. Снах, в которых бесконечно повторялся один и тот же сюжет.
Когда их совместная с Россом жизнь начала меняться?
Можно ли нащупать точку в прошедших двенадцати годах, когда Росс – добрый, заботливый, веселый молодой врач-ординатор, которого она любила до смерти, – превратился в чудовище с отвратительным характером, чье возвращение домой она ждет со страхом? Может, он всегда был таким? А в те ранние, бурные дни ее ослепляли любовь к нему и стремление к роскошной жизни?
Или он умело маскировался?
И потом, почему некоторые вещи замечает только она? Почему ни ее мать, ни подруги ничего не видят? Впрочем, ответ на последний вопрос известен заранее. Росс никогда не дает знакомым повода усомниться в своей непогрешимости; при желании он сумеет заворожить даже птичек на ветках. Несмотря на то, что в течение целых двадцати лет медицинское сообщество оказалось не в состоянии ничем облегчить медленное, болезненное и недостойное умирание отца, мать по-прежнему благоговеет перед врачами. Росса она обожает; может быть, даже чуточку влюблена в него.
Иногда Вере казалось, что она сама во всем виновата. Может, она слишком многого ожидала от мужа? Или вследствие депрессии склонна была видеть только плохое и игнорировать хорошее… Ведь даже сейчас в их жизни иногда случаются счастливые минутки и хорошие дни, хотя в конце концов Росс обычно все портит своими взрывами или придирками. Вера очень надеялась на отпуск в Таиланде, как будто он был последней попыткой сохранить семью и вернуться к прежним отношениям. Но, несмотря на все свои надежды и старания, в конце отпуска она поняла, что не испытывает по отношению к мужу никаких нежных чувств.
Есть некая граница, до которой можно дойти, но которую нельзя переходить. За незримой линией все меняется необратимо. Летчики называют воображаемую границу «точкой невозвратимости»: критический момент, когда самолет уже находится в конце взлетной полосы и отменить взлет нельзя, можно только взлетать. Взлет – или крушение. Именно в такой точке она находится сейчас. Вот куда толкнул ее Росс.
В те, прежние времена Вера так любила его, что позволяла ему буквально все, что угодно. Она так верила в него, что вынесла целых шесть операций, терпела боль и дискомфорт; он преобразил ее из девушки с достаточно обычной внешностью в… скажем, женщину незаурядной красоты. Отчасти его рвение было очень приятно и льстило ее самолюбию. Когда его карьера начала стремительно набирать высоту, Вере нравилось ездить с мужем на конференции, где он демонстрировал, какие изменения внес в ее губы, глаза, рот, нос, щеки, подбородок и грудь. По крайней мере, хоть один плюс после двенадцати лет брака – ощутимый рост самооценки; впрочем, сейчас ее самооценка опустилась почти до нуля.
Наверху, в мезонине, в комнате, куда они редко заходили, Вера держала стопку книг и журнальных вырезок о проблемах семьи и брака. Она читала и перечитывала книгу «Мужчины с Марса, женщины с Венеры» и даже как бы невзначай пару раз оставляла ее на видном месте, надеясь – или, вернее сказать, заблуждаясь, – что Росс наткнется на книгу и прочтет ее. А недавно в Интернете она набрела на форум для жен, подвергающихся домашнему насилию. Она узнала много нового и полезного. И начала строить планы…
Жизнь можно наладить снова. Я обязательно придумаю, как все исправить – ради Алека и ради меня самой.
Повинуясь внезапному порыву экстравагантности, она купила к завтрашнему ужину в супермаркете пару любимых Россом замороженных омаров, куриные крылышки в остром маринаде, к которым Алек пристрастился в Таиланде, и его любимое мороженое с кусочками хрустящей карамели. Потом она вспомнила, что нужно купить маме пару баночек со смесью «Амброзия» для рисового пудинга с изюмом – сегодня она сидит с внуком.
Ах, Росс, почему я до сих пор так стараюсь угодить тебе? Может, надеюсь купить себе несколько спокойных минут? Или я обманываю себя тем, что, если буду приветлива с тобой, ты отпустишь меня и позволишь забрать сына?
Она свернула с дороги, проехала мимо огромных каменных колонн, увенчанных шарами. На колонне медная табличка: «Поместье „Литл-Скейнз“». Великолепный подъезд к елизаветинскому особняку – по аллее, обсаженной деревьями и кустами рододендронов, откуда открывается отличный вид на остроконечный, увитый плющом фасад. Сердце невольно екало от волнения всякий раз, когда она подъезжала к дому.
Поместье роскошное, вне всяких сомнений; прекрасно расположено – у подножия невысоких холмов Саус-Даунс. Десять спален, гостиная, библиотека, бильярдная, столовая, в которой свободно разместятся тридцать человек, кабинет, огромная кухня с дубовым деревянным полом и целая куча подсобных помещений. И все же ни одна комната – кроме, может быть, столовой – не казалась ей достаточно просторной, когда в ней находились они с Россом. Дом был относительно мал для того, чтобы казаться уютным, и в то же время достаточно большим для того, чтобы произвести впечатление на коллег Росса, на приезжавших время от времени газетных репортеров или телевизионную съемочную бригаду.
