Когда Эммануэль услышала надрывный шум мотора автомобиляМехари, с трудом взбирающегося по крутой дороге, самое страшное было ужепозади: у детей восстановилось дыхание. Из неровно, нечетко, но дышала.Эммануэль подняла ее и понесла к машине. Сейчас Эммануэль беспокоили глубоковвалившиеся глаза детей. «Скорее всего, — подумала она, — это из-закакого-то яда, содержащегося в дыме».
Только сейчас Эммануэль заметила, что Из совершенно раздета,и, наверное, ей должно быть очень холодно. Она принялась искать что-нибудьподходящее, но тщетно. Единственное, что сумели найти женщины, был платокМонель, чудом оказавшийся у нее в сумочке. Эммануэль взяла платок и завернула внего Из, но этого ей показалось мало, и она, сняв с себя маечку, надела ееповерх платка.
Откуда-то, словно издалека, она услышала голос Стефани:
— Если бы Жан вернулся чуть пораньше… Эммануэльповернула голову в ее сторону:
— И что бы он мог сделать? Больше, чем сделали мы?
— Он лично — нет, но у него машина… Мы бы уже давнобыли у врача!
— Теперь это не имеет никакого значения, —пробормотала Эммануэль. — Вон едет «скорая». Приехавшие врачи, казалось,были несколько разочарованы не столь драматическим состоянием пострадавших, какони ожидали, и в один голос принялись осуждать женщин, поддавшихся, по ихмнению, панике. Они обращались в основном к Стефани, полагая, что она матьдетей. Эммануэль, неожиданно прервав их, предложила немедленно поехать вбольницу вместо того, чтобы напрасно тратить время на пустые разговоры. Врачипосмотрели в ее сторону, остановив взгляд на ее обнаженной груди, один из нихмахнул рукой в знак согласия, и они пошли к машине.
Уже в Дражино она слушала слова врача об анализе крови,оксиде углерода и прочем, не сознавая, что речь идет о ее собственных детях. Вее понимании в мире существовали лишь жизнь и смерть, она не признавала словврача о каком-то промежуточном состоянии. Она знала главное: Из и Кристоферживы.
Эммануэль поблагодарила врача за заботу, но отказаласьоставить детей в больнице до утра, как он советовал. Она отослала подруг вШан-Лу, а сама осталась ждать приезда Жана или Брюса.
Когда Жан позвонил, встревоженный случившимся, она поспешилаего успокоить, сказав, что нет необходимости бросать дела и приезжатьнемедленно.
Последние три недели Жан приходил очень поздно, обычно передсамым ужином. Но скоро это должно было кончиться: оставался всего месяц, затемон будет совершенно свободен.
— Жан прекрасно знает, что ему нечегобеспокоиться, — были первые слова Эммануэль, с которыми она обратилась кБрюсу, когда он приехал забрать ее из больницы.
— Я ничего не понимаю, — ответил молодойчеловек. — Монель сказала, чтобы я срочно ехал сюда, но не объяснилатолком, что произошло. Что-нибудь случилось с детьми?
— Они влезли в старую печь и случайно заблокировалидверцу. Они могли погибнуть, но мы вовремя заметили дым и вытащили их. Ещенемного — и они бы там задохнулись.
— Дым? Она что, была растоплена? Но это невозможно! Чтоты мне рассказываешь? Эммануэль рассмеялась.
— Надо признаться, что у них сильно развита фантазия.Ты бы видел, в каком виде они прибыли в больницу! Что-то среднее междукондитерами и трубочистами. Но довольно фантазий и экспериментов! Едем домой иуложим их в постель.
Как только близнецы вернулись в Шан-Лу, к ним возвратиласьбылая живость, и они представили Брюсу свою версию событий, естественно, незабыв несколько приукрасить их. Кристоферу во время разговора то и делоприходилось отвлекаться, чтобы успокоить собаку, которая норовила лизнуть его влицо, пока наконец он не прикрикнул на нее и она, словно удовлетворившись этим,не свернулась у его ног.
Через некоторое время, когда к ним присоединились Оранж иДэвид, Кристофер с превеликим удовольствием принялся опять рассказывать историюс печью. Он рассказывал бы еще и еще, если бы не вошла Эммануэль.
— Так, в постель! Все в постель.
Уложив детей, Эммануэль вернулась в комнату, где ее ждалБрюс. Подойдя к нему сзади, она обняла его, положила голову ему на плечо.
— Ты разве не слышал, что я сказала?
— Что?
«— Я сказала: в постель! Это относится и к тебе. Брюс,казалось, был несколько скептически настроен к подобному предложению.
— Ты не хочешь заняться любовью? — искреннеудивилась Эммануэль.
— Нет, почему… Я хочу… А ты?
Эммануэль улыбнулась. Она понимала, что Брюс никак не можетповерить, что женщина, только что пережившая такое потрясение, может думать обэтом.
Разумеется, он поверит, но несколько позже. Эммануэль началараздеваться. На ней были только короткая юбка и блузка. Через несколькомгновений и то и другое лежало у ее ног.
Подойдя к Брюсу спереди, она села к нему на колени и впиласьв губы возлюбленного. Эммануэль чувствовала животом все возрастающее давлениеполового органа Брюса. Она разжала объятия, опустилась перед ним на колени,уверенным движением расстегнула его брюки и освободила из заточенияистосковавшийся по свободе член своего любовника.
Брюс сделал попытку раздеться, но Эммануэль остановила его.
— Оставь нас с ним наедине, — сказала она. —Пока ты сомневаешься, мы с ним займемся любовью. Закрой глаза и не смотри нанас.
Эммануэль подняла с пола свою блузку и кинула ее Брюсу. Тотинстинктивно поймал ее и, как бы принимая условия игры, предложенные Эммануэль,накинул себе на глаза.
— Как я люблю твой член! Как я его люблю! —восторженно повторяла Эммануэль. — Я хочу ласкать его, наслаждаться им,целовать и пить его сок! Когда я вижу его, я чувствую себя совсем маленькойдевочкой, как Из.
Эммануэль гладила его медленными, плавными движениями,ощущая смешанное чувство нежности и гордости за то, что именно она нашла иотшлифовала этот первозданный алмаз.
Эммануэль держала половой член Брюса во рту, слегка сжимаяего зубами, в то время как ее ладони гладили бедра, живот и ноги возлюбленного.Вместе с наступившей ночью пришла тишина; ничто не мешало их уединению. ЧленБрюса, несмотря на размеры и неподвижность, казался ей гораздо более эластичными чувственным, чем язык. Она ощущала биение буквально каждой вены на нем, и этонаполняло ее каким-то новым, незнакомым наслаждением, которое не имеет ниначала, ни конца…
Брюс слегка сжал руками ее голову, прижимая к себе всекрепче и крепче. Нарастающее возбуждение заставляло его тело самопроизвольноотвечать на ласку Эммануэль, ускоряя движение своего члена, продвигая его всеглубже и глубже.
— Иди, иди… — ободряла его Эммануэль. Никто, кромеЭммануэль, не умел настолько тонко чувствовать ситуацию и руководить ею.
