Хренио.
– Мыылять! Вы его что, спугнули?
– Да Фамей этот, ну чёрт бы его побрал! Вообразил себя величайшим знатоком криминалистики и припёр сгоряча Ятонбала к стене – покажи, мол, ему немедленно свою коллекцию дикарского оружия! Представляешь?! Хоть бы посоветовался сперва, идиот!
– Мля, надо ж было втихаря сперва разнюхать!
– Вот именно! Завербовать осведомителя из числа его домашних слуг, да через него всё потихоньку выведать! А этот высокопоставленный остолоп…
– Ясно, – процедил я.
Увы, частенько именно таким оно и бывает, это высокое начальство. В чём-то весьма неглупое, во многом даже почти гениальное, иначе ведь хрен бы когда оно в таком гадюшнике наверх пробилось, но у пробившихся и утвердившихся, когда не надо уже ни перед кем лебезить, а лебезят уже перед ними, нередко проклёвывается вот этот дурацкий обезьяний гонор, особенно характерный для цивилизаций Востока! А финикийцы, пускай географически даже и западнее некуда – это Восток по менталитету. Мыылять!
Фамей же, как объяснил мне мент, мало того, что не провентилировал вопроса аккуратно, не поднимая шума, так ещё ведь и со стражей домой к Ятонбалу заявился – ага, власть свою наглядно продемонстрировать. Видно, утомляет его всё же общение с нами, представителями того, с кем ссориться нежелательно, тянет и попрессовать кого-то, и тут как раз повод наклюнулся. Дуреют ведь от этого высокоранговые обезьяны и соображать перестают. Ведь хотя бы уж образцы отметившихся в покушениях смертоносных камней с собой прихватил! Тогда, если уверен, что они отсюда, можно и слуг к стене припереть, да опознать те каменюки заставить, а так – естественно, вышел пшик. Коллекции у Ятонбала, ясный хрен, не оказалось, но хрен ли толку? Правильно, её скоммуниздили. А почему он не заявил о краже? А не успел, сам буквально только что пропажу обнаружил. И ежу ясно, что нагло врёт, да только с ходу ведь это хрен кому докажешь, а не доказав – нет и повода для ареста. Грамотного же расследования профессионалами этот молодой интриган, само собой, дожидаться не стал…
18. Война с Чанами
– Мыылять! Ну, Фамей! Ну дурак же, мля! – прорычал я, поскользнувшись на глинистой грязи и едва удержав равновесие. – Аккуратнее, не уроните пулемёт! – я-то сам налегке иду, даже арбалет с болтами слуга несёт, и то иной раз балансировать приходится, а расчёт полибола тащит свой смонтированный на носилках агрегат. Ну Фамей! Выбрал времечко для войны, орясина!
– Порох! Берегите порох! – вторит мне наш Васькин, чавкающий грязью рядом с нашими кулевринщиками. Хвала богам, хоть краснозёмную низину войско преодолело по реке, а в предгорьях вся земля уже глинистая, да каменистая. В краснозёмах – ага, тех самых, плодороднейших и высокоурожайнейших – вообще утонули бы в грязи. Но и эта раскисшая от воды глина – тоже ведь подарочек для наступающего войска ещё тот. А тут ещё и этот грёбаный дождь, мля!
– Vae! – рявкнул нагребнувшийся таки прямо в лужу Тарх. – Stercus accidit! – этруск настолько привык между занятиями по фехтованию учить нас с Велтуром ещё и латыни – в своём фирменном весьма похабном стиле, – что и сам с собой иногда на ней же переругивается. Что называется, вошёл в роль, гы-гы!
– Semper in excremento, sole profundum qui variat, – утешил я его.
Он эту лужу с говном сравнил, а я ему напомнил, что в этом несовершенном мире мы по жизни в говне, только глубина его меняется. Спасибо хоть не в буквальном смысле – здесь нет ни лошадей, ни волов, ни мулов, ни ишаков, а двуногие носильщики всё же не ленятся сойти с дороги, когда им приспичит посрать.
– Мля! Mala pituita nasi! – добавил мой шурин, только что тоже вступивший в грязь и сравнивший её с омерзительными соплями.
– Милят! – поддержал его и Бенат, тоже не сумевший остаться в этой помойке чистюлей.
– По нашей жизни куда-нибудь, да вступишь – не в говно, так в партию, не в партию, так в лужу, не в лужу, так в секту, – резюмировал я.
Ну, если совсем уж непредвзято разобраться, то Фамей тут не виноват. Не он развязал этот дурацкий и никому по сути дела не нужный конфликт Эдема с Чанами, а через них – и с доброй половиной окрестных племён местных гойкомитичей. Всё этот грёбаный Ятонбал! Вот уж кто самый натуральный ущербный урод! Просто выходит так, что Чанов для их умиротворения надо взять за шкирку и хорошенько встряхнуть у самого ихнего логова, а то эти дикари уж больно обидчивы и не склонны ни башкой думать, ни разбираться в навороченном спокойно и беспристрастно, покуда им не вправишь мозги хорошей затрещиной. Промедлишь с этим – придётся в осаде сидеть, а это эдемцы уже проходили и урок усвоили, да так, что в его повторе больше не нуждаются. А кроме того, тут задействованы и наши кровные интересы, так что и наше участие в этом походе тоже справедливо. Но основная-то масса его участников – эдемские финикийцы, и возглавляет поход их суффет Фамей, и если не утруждать себя разбором причин и следствий, то чисто на пальцах выходит, что это по его милости я сейчас чавкаю подошвами по грязи. Что уж тут удивительного в том, что в данный конкретный момент я несколько предвзят?
Началась же вся эта хрень вот с чего. О том, что тот молодой интриган Ятонбал смылся, не дожидаясь следствия и суда, я ведь уже упоминал? Ну и прекрасно. А вот куда смылся, когда его разыскивают по всему городу и окрестностям, включая и пограничные сторожевые форпосты колонии? Вокруг ведь одни чингачгуки, у которых избалованному финикийскому олигархическому обалдую и делать совершенно не хрен, и затеряться среди них абсолютно нереально. И не похож он на красножопое чудо в перьях ни разу, и знают там все друг друга и у себя, и в соседних общинах. Любой новый человек такое внимание к себе привлекает, что слух о его появлении разносится моментально. И город-то невелик, и в нём тоже практически все старожилы друг друга знают хотя бы в лицо, а уж о любом представителе городской элиты всем известно всё. В малочисленных общинах дикарей – тем более. Собственно, по зрелом размышлении мы с Васькиным даже и не виним Фамея в топорном следствии – ну никак не должен был подозреваемый в бега податься. Должен был отпираться до последней возможности, а исчерпав уже и её – падать в ноги и молить о снисхождении, заодно давая на лапу всем, чьё мнение могло
