и Евдокия Лопухина побывала в застенке и только чудом сберегла свою красивую голову, а за Екатерину расплатился головой Моне). Далека Екатерина Великая, перешагнувшая на престол через трупы Петра III и Иоанна Антоновича. Ничего общего с ней не имеет Александр Благословенный, принявший венец в результате заговора, в котором он принимал участие, и который, — если даже и против его воли, — однако, во всяком случае, в его интересах, — насильственно погасил жизнь его отца...
Таким образом, семейные преступления Нерона, как бы ужасны они ни были, не могут быть свидетелями его личного исключительного зверства. Это преступления, во-первых, века, во-вторых, так сказать, расового и профессионального свойства. Преступления династические, преступления неограниченной власти, преемственно выработанные этическим вырождением в нескольких поколениях... Не было и нет ни одной наследственной династии, родословное древо которой рано или поздно не украсилось бы подобными же плодами большей или меньшей величины. И вряд ли таковая династия возможна. Потому что всякая династия есть — в своем роде — фамильная крепость, нуждающаяся в самозащите от осады соперничающих противодействий. И, когда командиром такой крепости оказывается человек, не уравновешенный психически, неврастеник, ипохондрик с дурным характером, одержимый манией величия или преследования, наконец, просто жизнелюбивый трус и эгоист, — династической самозащите так легко перелиться в формы агрессивных мер и притеснений, что почти не бывало в истории примеров, чтобы она от этого соблазна удержалась и не полетела вниз по скользкой наклонной плоскости, иногда с головокружительной быстротой. Обилие же людей с неуравновешенной психикой в династическом строе развивается, как я доказывал в одном своем сочинении, во-первых, господствующим обычаем браков в ближних степенях родства; во-вторых, сверхсильной затратой энергии на ту самозащиту, о которой я только что говорил; в третьих, постоянной отравой преувеличенно сильной власти. «Cette terrible pensee de n’avoir rien sur la tete» (Ужасная идея, что выше тебя нет ничего) — определят еще Боссюэт причину безумия Навуходоносора, Бальтасара, Нерона и Домициана. Действие последнего стимула превосходно изобразил известный русский психиатр Якоби в работе своей (на французском языке, — не знаю, имеется ли русский перевод): «Etudes sur la selection chez l’homme». Отражением этой работы явилась в Италии любопытная книжка А. Ренда: «Судьба династий» (II Destino delle dinastie. L’Eredita morbosa nella Storia. Torino. 1904).
Сводя все вышесказанное воедино, мы имеем право повторить старое слово Шатобриана, бросившего, за три четверти века до Германа Шиллера, замечание, что он не понимает, почему именно, Нерона выбрали в символы тирании (Etudes histor. 132) : черт был не так страшен, как его малюют, и, во всяком случае, не страшнее других чертей из общего с ним ада. Раньше на ту же точку зрения не боялись становиться Дидро и Вольтер. Пушкин не довел своих замечаний на Тацита до XIII книги, но мне уже не раз приходилось отмечать, как пламенный восторг к художественному гению великого историка не останавливал нашего поэта от весьма суровой критики психологических характеристик Тацита, — в особенности, что касается Тиберия.
Отказавшись от необходимости смотреть на Нерона сквозь предубеждающее клеймо исключительной преступности, мы получим фигуру, сотканную из страннейших противоречий:
Нерон ограбил богачей-аристократов своей эпохи.
Но: Нерон раздарил кому-то 2.200.000,000 сестерциев (220 миллионов рублей), и деньги эти немедленно вернулись в государство, что показали трагикомические поиски их Гальбой, который «приказал потребовать назад деньги от всех этих лиц, причем каждому из них была оставлена десятая часть пожалованных денег. Но у них едва оставалась эта десятая часть, так как они были так же расточительны по отношению к чужому добру, как они растратили свое, и у наибольших хищников и (в то же время) наиболее распутных людей не сохранилось ни земли, ни доходов с капитала, а оставались лишь одни орудия пороков» (Tac. Hist. 1.20.)
К ругательствам этим мы имеем право отнестись с известным скептицизмом, так как они исходят от людей, которые, по свидетельству Тацита, мечтали на конфискациях обогатиться, а, вместо того, должны были утешаться только тем, что лица, которых одаривал Нерон, теперь «стали столь же бедны, как те, кого Нерон ограбил».
Нерон был ненавидим аристократией и ее клиентурой.
Но: Память Нерона была священна для народа и гвардии, гробница его сделалась предметом культа, и один за другим являлись самозванцы его имени, весьма смущавшие новую правящую династию. Ни один из принцев его дома, им казненных, такой популярностью не обладал.
Нерон был плохой стихотворец.
Но: Стихи, которые дошли к нам под именем Нерона, совсем недурны.
Нерон пал жертвой военного бунта.
Но: Бунт вызван был обманом и подложными вестями и сопровождался, после падения Нерона, горьким раскаянием солдат.
Нерон у трех своих историков, то и дело, описывается эпитетами неслыханной свирепости и политической нетерпимости.
Но: Количество смертных казней при Нероне, за все 13 лет, едва ли равняется одному году любой смутной эпохи в позднейших европейских государствах, не исключая отсюда даже событий — венца христианской цивилизации — XX века. О ссылках и тюрьмах приходится сказать — увы! — то же самое.
Нерон стал символом злопамятства и мстительности.
Но: Нерон чрезвычайно легко относился к оскорблениям своей личности и при нем существовала «свобода общественного мнения», в форме театральных выходок, эпиграмм, памфлетов и т.п., в которых личность государя не щадилась, а он на то не оскорблялся. (Исключения из этого правила объяснены в моей работе).
Нерона изображают не только моральным, но и физическим чудовищем...
Но: «Самые лета Гальбы подавали повод к насмешке и возбуждали отвращение у людей, привыкших к молодости Нерона и, как это в обычае у толпы, делающих сравнение между императорами по благообразию и красоте тела». (Тацит).
Нерон был человек жестокий, злобный, кровожадный.
Но: Нерон терпеть не мог войну, стремился к сохранению мира до последней возможности, не любил гладиаторских игр и зрелища крови.
Нерон истреблял своих родных.
Но: Родные эти беспрестанно интриговали, чтобы он смотрел из их рук, либо грозили отнять у него власть, а власть тогда отнималась только вместе с жизнью.
Нерон сжег Рим, чтобы выстроить Золотой Дом.
Но: Нерон отстроил новый Рим на свой счет, а Золотого Дома не успел выстроить.
Нерон был плохой певец и актер.
Но: Выступления его сопровождались всегда громаднейшим успехом, и он любил играть перед публикой строгой, с взыскательным вкусом и в трудных условиях, не облегчаемых никаким покровительством.
Нерон беспощадно разорял провинции.
Но: 1) Ему принадлежит утопический проект об отмене всех косвенных налогов. 2) Он дал автономию Ахайе. 3) Восстание против него было в значительной степени парализовано верностью городов, считавших его своим
