Лира хищно наблюдает за нами, провожая глазами каждое движение руки и каждую упавшую с кучи монету. Не сомневаюсь, она видит то же, что и я, когда кто-то чешет щеку или сглатывает слишком шумно. Мельчайшие капельки пота, подрагивание губ, интонации, с которыми кто-нибудь просит принести еще кувшин вина, — от Лиры ничего не ускользает. Более того, она делает мысленные пометки. Чувствует язык чужих тел и зачем-то запоминает. Наверное, чтобы потом использовать.
Кай сдвигает в центр стопку красных монет, и я смотрю на Лиру. Правый уголок ее губ слегка приподнимается, и даже не зная карт Кая — с ее места это просто невозможно, — она явно знает его расклад. Знает, что он блефует.
А потом Лира ловит мой взгляд, и улыбка ее испаряется без следа. А я злюсь сам на себя. Я опять не успеваю разложить ее реакции по полочкам и понять, как она действует. Зачем. И что задумала.
Я толкаю свои монеты в центр стола.
— Здесь слишком тихо, — говорит Мадрид.
Она берет кувшин и наполняет свой стакан, пока красное вино не льется через край. Стреляет Мадрид отлично, но еще лучше пьет. За все годы знакомства я ни разу не видел, чтобы после ночи возлияний она хотя бы покачнулась.
Мадрид потягивает вино, наслаждаясь выдержанным вкусом, как не умеет никто из нас. Это напоминает мне уроки дегустации, которые отец включил в программу обучения наследника, ибо ничто так не говорит о короле Мидаса, как умение отличить хорошее вино от бражки в захудалой таверне.
— Спойте «Берег приливов», — сухо предлагает Торик. — Может, он заглушит солнечный свет.
— Если мы голосуем, то я за «Ромовую песенку». Ну или что угодно о роме.
— У тебя нет права голоса, — говорит Каю Мадрид и, приподняв бровь, смотрит на меня: — Кэп?
Я пожимаю плечами:
— Пойте, что хотите. Ничто не заглушит звук моей победы.
Мадрид показывает язык.
— Лира? — спрашивает затем. — Что поют в твоих краях?
Лиру вопрос отчего-то забавляет.
— Наши песни вы точно не оцените.
Мадрид кивает, словно это лишь констатация, а не оскорбление.
— «Сирена под водой», — предлагает сама, глядя на Кая с невольной улыбкой. — Там и про ром есть.
— Меня устраивает.
Мадрид откидывается на спинку стула. И запевает сильно, громко, на родном клефтизском, слова на котором будто взвиваются ввысь и падают. Есть что-то необычное в том, как она поет, и в мотиве ли дело, или в ласковой усмешке, что расцветает на лице Кая по мере нарастания мелодии, но я не могу сдержаться и постукиваю пальцами по колену в такт голосу Мадрид.
Команда за столом подхватывает. Невнятно бормочет позабытые строки и чуть ли не кричит при каждом упоминании рома. Их голоса танцуют друг с другом, неуклюже сталкиваясь в куплетах и припевах. Каждый поет на языке своего королевства и будто делится с остальными частичкой дома, напоминая мне о далеких временах, когда мы были незнакомцами. Кучкой чужаков без места и племени, а не семьей. Мы бродили вокруг, не имея возможности отправиться туда, куда могли бы.
После третьего куплета я жду, что в хор вплетется полемистский язык Лиры, но она лишь наблюдает — молча, заинтригованно, сдвинув брови, словно пытается понять ритуал.
— Ты петь-то собираешься? — шепчу я, склонившись к ней.
Лира тут же меня отталкивает:
— Не приближайся. От тебя смердит.
— Чем это?
— Рыбаком. Маслом, которым они смазывают руки, да дурацкими сладостями, что они вечно жуют.
— Лакрицей, — поясняю с ухмылкой. — И ты не ответила. Ты когда-нибудь почтишь нас звучанием своего голоса?
— Поверь, ни о чем в жизни я так не мечтала.
Я откидываюсь на спинку стула и развожу руками:
— Как только будешь готова.
— Я готова выслушать все, что тебе известно о кристалле Кето.
К этому Лира сводит любой разговор. За два дня в Эйдиллионе она измучила меня вопросами. Причем ответов требует, но ничего не дает взамен. Конечно, кто-то должен заговорить первым. И если честно, я устал ждать этого шага от нее.
— Я знаю лишь, что кристалл в Пагосе, — признаюсь, кожей ощущая предостерегающий взгляд Кая. Будь его воля, и на «Саад» Лира бы поднялась, только чтобы вернуться в клетку. — Спрятан на Заоблачной горе. В священном ледяном дворце.
— Ты прекрасно притворяешься, будто знаешь много, когда не знаешь ничего.
— А ты прекрасно притворяешься, будто не знаешь ничего, когда знаешь все, — парирую я. — Ты так и не рассказала мне о ритуале.
— Если расскажу сейчас, какой смысл брать меня с собой? Я не собираюсь лишаться главного козыря, чтобы ты мог бросить меня здесь.
Резонно. Лучшая из моих привычек — держать под рукой лишь то, что можно использовать. А Лира точно будет полезна. При одной только мысли об этом я кажусь себе отъявленным пиратом и представляю, как разочаровался бы отец, узнав, что люди для меня стали средством в достижении цели. Разменными монетами. Но Лира сейчас в уникальном положении: она все осознает и с радостью принимает условия игры, коли сможет получить желаемое.
— Тогда расскажи мне еще что-нибудь. — Я меняю карту из колоды. — Что ты знаешь о кристалле?
— Во-первых, — поправляет она, — это не кристалл, а глаз. Рубиновое око великой морской богини. Его отняли у сирен, дабы их новая королева и ее последовательницы никогда не заполучили всю мощь Кето.
— Расскажи что-нибудь новенькое.
— Ну ладно. — Лира будто принимает брошенный вызов. — Трезубец Морской королевы создан из костей Кето, а питает его второй ее глаз. Когда богиню убили, рядом была самая преданная из ее дочерей. Она не могла предотвратить смерть Кето, но сумела выкрасть один ее глаз, пока люди не забрали оба. Из него и немногих останков богини сирена создала трезубец и стала первой Морской королевой. Он передается из поколения в поколение, от королевы к ее старшей дочери. С его помощью они контролируют океан и всех его обитателей. Пока трезубец у королевы, каждое подводное чудовище в ее власти. И если она отыщет второе око, то точно так же поработит и всех людей.
— Какая захватывающая история, — тянет Кай, не отрываясь от своих карт. — На ходу придумала?
— Я не сказительница.
— Значит, просто отъявленная лгунья?
Я прижимаю пальцы к вискам:
— Завязывай, Кай.
— Прекращу, когда мы бросим ее здесь, как и планировали.
— Планы изменились, — говорит Лира.
— Давай-ка кое-что проясним, — не сдается Кай. — Ты ошибаешься, если думаешь, будто, затесавшись на корабль грубыми манипуляциями, вдруг стала частью команды. И покуда ты на борту, я с тебя глаз не спущу. Особенно когда ты рядом с Элианом. Шаг в сторону, и снова окажешься в клетке.
