— Кай, — предупреждаю я.
Вцепившаяся в угол стола Лира выглядит готовой сорваться.
— Ты мне угрожаешь? — уточняет она.
— Никто никому не угрожает, — говорю я.
Кай бросает карты на стол:
— Вообще-то, именно это я и делаю.
— Что ж, прекрасно. И раз ты признался в том, что являешься моим наемным телохранителем, может, помолчишь пять секунд и дашь мне задать вопрос? — Игнорируя раздражение на лице друга, я вновь обращаю взгляд на своего нового члена экипажа. — Что значит «точно так же поработит и людей»?
Лира отпускает стол и отводит от Кая окаменевшие глаза.
— Сирены — несвободный народ, — говорит она.
— Хочешь сказать, мы их не так поняли? Нет, погоди, дай угадаю: на самом деле они любят людей и хотят дружить, но Морская королева управляет их разумом?
Лира в ответ на сарказм и бровью не ведет.
— Лучше быть верным воином, чем пленным изменником.
— То есть, как только я убью Морскую королеву, сирены смогут охотиться на меня по собственной воле, — подытоживаю я. — Чудесно.
— Как ты вообще собираешься попасть на Заоблачную гору и достать око? — спрашивает Лира.
— Мы собираемся, — поправляю я. — Ты же сама этого хотела, помнишь?
Она вздыхает:
— По легенде лишь пагосская правящая семья переживет восхождение. — Меня награждают скептическим взглядом. — Ты, может, и принц, вот только королевство не то.
— Спасибо за замечание.
Я сдвигаю в центр стола еще несколько красных монет, и Торик поднимает руки вверх.
— Дьявол вас задери, — сдается он, драматично швыряя карты на стол. — Сметайте.
Я с ухмылкой забираю две его карты — одну, которая мне и правда нужна, а вторую для отвода глаз. Оставшиеся делю между Каем и Мадрид, и оба, не стесняясь, пытаются испепелить меня взглядами за загубленные расклады.
— У меня есть карта, — говорю Лире.
— Карта, — повторяет она.
— С тайными тропами на вершину, так мы в разы сократим путешествие. По дороге есть даже площадки с особыми средствами для быстрого разведения огня, чтобы не замерзнуть. Все должно пройти без проблем.
Лира кивает медленно и задумчиво, словно пытается сложить в уме головоломку.
— Как ты достал эту карту?
— При помощи обаяния.
— А на самом деле?
— Я на самом деле очень обаятельный. Посмотри на этих людей, они готовы пожертвовать ради меня жизнями.
— Я согласилась не ради тебя, — заявляет Мадрид, не отрываясь от веера в руке, — а ради возможности пострелять.
— А я ради веселого и смертельно опасного приключения, — добавляет Кай.
— А я ради рыбных ужинов, — зевает Торик, потягиваясь. — Боги свидетели, питаться рыбой каждый день — это слишком мало.
Я поворачиваюсь к Лире:
— Видишь?
— Хорошо, ваше очаровательное высочество, — хмыкает она. — Какой бы ни была правда, уверена, она тебе еще аукнется. И пусть сейчас я ее не услышу, зато потом наслажусь по полной.
— Неисправимый циник.
— Неисправимый пират.
— Говоришь так, будто это оскорбление.
— Прими уже, что все, сказанное мной, оскорбление. В один прекрасный день удача от тебя отвернется.
Она скрещивает руки на груди, а я изображаю самую свою высокомерную улыбку, словно бросаю вызов и миру, и судьбе, мол, попробуйте меня одолеть. Я знаю, что когда-нибудь так и случится, но не могу позволить кому-нибудь это увидеть. Либо все встанет на места, либо развалится на части, но как бы там ни было, я должен продолжать притворяться.
Глава 22
ЛИРА
Лицо Кальи не дает мне покоя. Я представляю ее в воде Реома Путодер, склонившей голову в попытке скрыть следы побоев. Словно кузине стыдно, что я увижу боль, которую причинила ей моя мать. Осознание этого накатывает волнами, как тошнота. И страдания Кальи комом стоят в горле, как и в тот день, когда я держала в руке сердце Крестелл.
Я слоняюсь по палубе, наблюдая за рутинными делами команды. Они со смехом разведывают обстановку на воде и играют в карты, пока заряжают оружие. Все так спокойны, нет в их глазах потаенной тоски по дому. Будто они не против вновь и вновь покидать родные королевства, в то время как я скучаю по своему все сильнее с каждым днем. Как они могут так легко соглашаться на кочевую жизнь?
— Ты слишком много думаешь, — говорит Мадрид, вставая рядом со мной.
— Надо же компенсировать, а то остальные на этом корабле вообще не думают.
Ухватившись за веревочную паутину, она балансирует на перекладине, и, когда «Саад» скользит вперед, ноги Мадрид болтаются над пустотой.
— Если ты о Кае, — отвечает она, — то вынуждена согласиться.
— Он тебе не нравится? — Я опираюсь ладонями на плоский поручень. — Разве вы не пара?
— Пара? — возмущается Мадрид. — Мы тебе что, лошади? Мы партнеры. Большая разница, знаешь ли.
Правда в том, что, когда дело касается отношений, мне нечего сказать. В моем королевстве нет времени узнавать кого-то поближе да налаживать связь. Люди говорят «заниматься любовью», но сирены ничто без строгих правил. Так что любовью мы занимаемся так же, как воюем.
Под водой есть только тритоны, и почти все они служат в гвардии моей матери, защищая королевство Кето. Они сильнейшие воины в океане. Злобные и смертоносные существа. Куда отвратительнее русалок. И куда безжалостнее меня.
В отличие от сирен, в тритонах нет ни капли человеческого. Мы похожи на людей и потому чувствуем с ними связь. Или, может, они похожи на нас. Мы хоть и рождены морем, но наполовину люди, и порой я гадаю, откуда на самом деле берется наша ненависть.
У тритонов такой проблемы нет. Они всецело принадлежат океану, смесь самых смертоносных видов рыб, с хвостами акул и морских чудовищ. У них нет желания взаимодействовать с землей даже ради войны. Они не покидают морских глубин, становясь либо замкнутыми и дисциплинированными солдатами, либо одичалыми отшельниками, свирепствующими на окраинах океана.
С этими существами мы и спариваемся по приказу Морской королевы. Еще до материнского проклятья я была обещана Пожирателю Плоти. У тритонов нет времени на имена и прочие глупости, потому мы называем их по их особенностям: Призрак, Живодер, Пожиратель Плоти. Если русалки насквозь рыбины и откладывают оплодотворенную икру вне тела, то сиренам не так повезло. Мы должны спариваться. И именно жестокость и грубость тритонов делают их достойными партнерами для продолжения нашей кровожадной расы. По крайней мере, так утверждает моя мать.
— Я рада, что капитан решил тебя оставить, — говорит Мадрид.
