— Теперь все понятно, Вен-Вен. Только мне жалко Колю.
— И мне жалко, — вздохнул Вен-Вен. — Но в этом его трагедия.
— А ты не можешь написать так, чтобы он не разбился?
— Кто тебе сказал, что он разбился? — нахмурился Вен-Вен.
— Но ведь он спрыгнул с тринадцатого этажа, — робко заметила Лиля.
— Дура, — сказал Вен-Вен. — Он не во двор спрыгнул, а в комнату. В пу-сту-ю комнату! В этом его трагедия.
Феликс сидел молча. Он уже понял, что эта игра не для него.
— Ну, а ты что понял? — обратился к нему Вен-Вен. — Кто тебе больше понравился?
— Оля, — сказал Феликс.
— Почему?
— Она меньше говорит.
— Где-то ты прав, старик, — сказал он. — Чем меньше слов, тем труднее сыграть характер. Тут все, понимаешь, держится на настроении. Но для Оли мы подыщем настоящую девочку. А как тебе понравились остальные ребята?
— Никак.
— Это почему же? — с недоумением спросил Вен-Вен.
— Они говорят не то, что думают.
— Но, старик, — сказал Вен-Вен со средним раздражением, — так и должно быть. Ты представь себе, что живешь в таком же доме. Вы все жутко одиноки, вы стремились друг к другу. Но вас разделяют этажи. Неужели ты пройдешь на чужой этаж, постучишь в чужую дверь и скажешь: «Приходите ко мне»?
— Пойду, — ответил Феликс. — А если меня исключат из секции, я не буду петь «та-ра-ри-ра-ра».
— Вон! — сказал Вен-Вен.
На этот раз никто Феликса не остановил. А разгневанный Вен-Вен так и не узнал, что провел лучшую в своей жизни репетицию: он научил Феликса понимать, что разные люди могут думать об одном и том же по-разному.
К тому времени, когда так неудачно заканчивалась для Феликса репетиция, Борис обходил лагерь уже в третий раз — обходил без всякой надежды. В клуб он так и не заглянул, да Феликса там уже и не было. Борис был растерян: он не знал, что делать, что сказать Алексею Палычу и что вообще теперь будет. Борис мысленно перебрал все произошедшее за последние дни и вины своей не нашел: он ничего не сделал такого, чтобы Феликса «отозвали». И все же Борис чувствовал себя виноватым.
А Феликс стоял уже там, где его оставили, и, когда Борис увидел его, он обрадовался так, что даже разозлился.
— Где ты был, чучело космическое? — крикнул Борис, налетая на Феликса. — Я весь лагерь обыскал три раза!
— Там, — сказал Феликс, показывая в сторону клуба. — Меня девочка Лиля позвала играть. Я думал, что мы будем играть. Но она сказала неправду. Там был тренер Вен-Вен, Сначала он читал, потом рассказывал. Девочка Лиля говорила, что все понимает, но я видел, что она ничего не понимает. Я еще меньше понимал. Боря, если девочка Оля говорит: «Птицы, птицы, не пролетайте мимо…» — то почему это значит, что она хочет пойти к мальчику Коле?
Борис понял меньше даже, чем Феликс. Пьеса Вен-Вена в пересказе Феликса яснее не стала.
— Тебе голову не напекло? — спросил Борис, слегка встревожившись. — Какая Лиля? Какая Оля? При чем тут птицы? Что ты несешь?
— Лиля настоящая. И тренер Вен-Вен настоящий. А Оля и Коля — на бумаге. Вен-Вен про них рассказывал, но на бумаге было совсем другое.
Борис вспомнил, что утром в столовой какая-то девушка объявляла о репетиции.
— Ты был на репетиции! — сообразил он. — Морковкин читал вам сценку и хотел, чтобы ее разыграли. Запомни: играть можно не только в футбол. Играть можно на гитаре или на сцене. Все это называется «играть». Морковкин не тренер, а культурник. Он здорово играет на барабане.
— Его зовут не Морковкин, а Вен-Вен, — возразил Феликс.
— Этого я не знаю. Зато я знаю, что он Морковкин. И ты к нему больше не ходи. Мне твоей самодеятельности хватает.
— Он меня выгнал, — сказал Феликс без всякой обиды. — Сначала он назвал меня стариком, а потом выгнал. Боря, разве я — старик?
— Он назвал тебя стариком потому, что ты ему понравился.
— Тогда почему он меня выгнал?
— Наверное, ты что-то не так сказал. Ты ему не нагрубил?
— Нет. Я один раз назвал его на «ты», ему не понравилось.
— Ну и дурак, — сказал Борис, тут же спохватился, но слово уже вылетело. — Пора знать, что взрослых называют на «вы».
— Я давно знаю. Но я не думал, что он взрослый. Боря, почему ты…
— Хватит спрашивать, — прервал его Борис. — Я ничего не могу объяснить тебе про репетицию, если сам не видел.
На этот раз Феликс не послушался.
— Я не буду спрашивать про репетицию. Я хочу тебя спросить про другое. Ты мне все рассказываешь, объясняешь слова. Ты все время ходишь со мной. Почему другие ребята со мной не ходят и ничего не объясняют? Почему только ты один?
— Потому что я твой друг, — ответил Борис, радуясь тому, что Феликс не обратил внимания на «дурака».
— А у человека бывает только один друг?
— Бывает — и ни одного.
— А два друга бывает?
— Бывает и пять.
— Тогда почему у меня не пять?
Это был один из тех вопросов, на которые невозможно ответить. Борис не смог бы объяснить, почему у него до сих пор и одного друга среди ровесников не было. На такие вопросы обычно отвечают: «Спроси сам себя».
Но это тоже не ответ, а отговорка. Тем более нельзя было так ответить Феликсу. Он жил на Земле всего несколько дней. Ему не объяснишь, что друзей приобретают всю жизнь, а теряют за считанные секунды.
— Не знаю, почему у тебя не пять, — ответил Борис. — Просто так получается.
— А почему у тебя не пять?
— Мне больше никто не нравится. Кроме тебя, конечно.
— Теперь понятно, — сказал Феликс. — Мне понятно про тебя, но не понятно про меня. Мне нравятся все ребята.
— Даже Дегтярев?
— Дегтярев мне не нравится. Если я его увижу, то опять за тебя заступлюсь.
— Лучше не надо, — сказал Борис. — Он ведь сейчас ни к кому не лезет. Кончил свои вопросы?
— У меня есть еще один.
Борис вздохнул. Феликс задавал вопросы о вещах, над которыми Борис никогда не задумывался. Но лучше было все же ответить самому, чем ждать, пока Феликс начнет спрашивать кого-нибудь другого.
— Давай. Только последний. Сегодня ты меня больше ни о чем не спрашиваешь. Договорились?
— Больше не буду, — согласился Феликс. — Мне непонятно… Ты назвал меня «чучело космическое»…
— Это была шутка.
— Ты назвал меня «дурак»…
— Тоже шутка.
— А Вен-Вен назвал меня «старик». Кто же я на самом деле?
