На том берегу реки — вырубки, где водятся тетерева. «Здесь, Кира, потише, не спугни», — предупреждает Борис Михайлович.
Что-то прошумело вблизи, и все стихло. Птица села где— то рядом. Кустодиев проходит, крадучись, несколько шагов, всматривается в окрестные деревья. Да вот она, метрах в тридцати. Прикладывает ружье, целится, выстрел… Птица вспорхнула и тут же упала на землю. Дэзи погналась за ней и, найдя, принялась лаять. Кира торопится на ее лай, поднимает с травы подстреленную тетерку. Следом подходит и отец, любуется трофеем и убирает птицу в ягдташ. Увы, больше тетерок не попадается. Но все же домой идут не с пустыми руками. В любом случае, прогулка запомнится обоим надолго.
Вернувшись в Петербург, Кустодиев смог продолжить работу над портретными этюдами коллег-художников. До конца года были закончены портреты Л. Бакста, А. Бенуа,
М. Добужинского, А. Остроумовой-Лебедевой и собственный автопортрет для той же картины.
За время отсутствия накопилась корреспонденция, и с особым интересом Кустодиев просмотрел десятый номер «Аполлона», посвященный триумфу «Русского балета», привезенного Дягилевым в Париж. К показу балетных спектаклей С. Маковский организовал в Париже, в галерее Бернхейм, выставку русского искусства. Комментируя ее, критик Я. Тугендхольд писал в статье «Русский сезон в Париже»: «Северной сагой, древнерусской мистикой овеяны творения Рериха… в стиле старинной школы выдержаны “Старые крестьянки” Петрова-Водкина… цветистостью нарядных тканей пестрит “Ярмарка” Кустодиева. Но если последний исходит не из старинных лубков, а из современных фабричных ситцев, то Стеллецкий являет глубокую верность традиции, глубокое знание старой Руси, синтезом которой кажется его небольшая композиция “Отъезд на соколиную охоту”».
Заключая статью, Я. Тугендхольд писал: «Теперь русские художники приехали в Париж не как ученики, сдающие экзамен, но как равные к равным, а в смысле театральной живописи — и как учителя»[221].
Длившийся с весны распад Союза русских художников требовал окончательного юридического оформления. На собрании петербургской группы в октябре 1910 года с участием А. Бенуа, И. Билибина, О. Браза, М. Добужинского, Б. Кустодиева, А. Остроумовой-Лебедевой, Н. Рериха, К. Сомова, Я Ционглинского и С. Яремича было решено учредить общество художников и дать ему хорошо себя зарекомендовавшее в прошлом название «Мир искусства». Кто-то пошутил: «Вот и заливаем молодое вино в старые мехи». Председателем возрожденного общества избрали Николая Рериха. В Москву же было послано уведомление с просьбой считать всех участников нового объединения (следовал поименный список) выбывшими из Союза русских художников.
Глава XIII. ПОЗИРУЕТ НИКОЛАЙ IIДвенадцатый номер «Аполлона» за 1910 год стал для Бориса Кустодиева поистине царским подарком: значительная часть номера посвящалась его творчеству. Редакция опубликовала 21 репродукцию с его работ, начиная с таких ранних, как «Портрет Варфоломеева», и вплоть до «Портрета Нотгафт».
Встречавшийся с Кустодиевым при подготовке этой публикации критик Александр Ростиславов составил подробную, по годам, хронологию его участия в художественных выставках с указанием работ, которые на этих выставках экспонировались. Он же был автором благожелательного по тону очерка творчества художника.
«Кустодиев, — писал А. Ростиславов, — по всему своему складу принадлежит к тем художникам, любящим прежде всего русское, какими были, например, Перов, Прянишников, Рябушкин. Недаром его влечет к изображению столь характерно русского, как деревенские праздники, уездные городки, портреты духовных лиц»[222].
Среди лучших, наиболее удачных портретов Кустодиева Ростиславов наряду с портретом жены, приобретенным музеем Александра III, детьми в маскарадных костюмах и «Портретом священника и дьякона», а также «Монахиней», назвал и работы художника, вызвавшие иронию М. Волошина, — портрет С. Городецкого и «смелый и живой портрет маленькой девочки на выставке “Союза” 1907 г.» («купеческая инфанта», как окрестил ее Волошин).
Отметив «подлинно оригинальную струю» живописных поисков Кустодиева, критик заключил: «Недаром он проводит лето и, как выражались в старину, ищет вдохновенья где-нибудь на верхней Волге около Кинешмы или Романово-Борисоглебска, в искони русских местах, где еще сохранились фигуры чисто русского склада, старинные костюмы, нравы и обычаи»[223].
Что ж, есть на свете люди, кто понимает и ценит твое творчество, с благодарностью думал
О критике Кустодиев. Ради них в конце концов и работаешь — ради тех, кто любит и понимает то, что дорого и тебе.
Боли в руке все еще время от времени напоминают о себе, врачи назначили водолечение, советовали воздержаться от работы. Но как воздержишься, когда получены, один за другим, два ответственных заказа, и таких, что самому художнику они интересны.
Дирекцией Училищного дома Петра Великого в Петербурге ему было предложено исполнить для актового зала училища большое, три на четыре метра, панно с изображением легендарного русского царя. Кустодиев взялся изобразить Петра в героический момент Полтавского сражения, мчащегося в латах на коне. Дочь художника вспоминала, что отец писал панно в своей мастерской на Мясной улице с помощью специальной лестницы с площадкой — «высота комнат позволяла».
Трудно сказать, знал ли Борис Михайлович одно из исторических исследований своего дяди, протоиерея Константина Лукича Кустодиева, «Петр Великий в Карлсбаде». В этой работе, посвященной 200-летию со дня рождения Петра Великого, протоиерей К. Л. Кустодиев вспоминал слова приказа, отданного государем своим сподвижникам: «А о Петре ведайте, что ему жизнь недорога, жила бы только Россия во славе и благоденствии для благосостояния вашего!»[224]
Петр I на кустодиевском панно вызывает в памяти знаменитые строки Пушкина: «И он промчался пред полками / Могуч и радостен, как бой / Он поле пожирал очами…»
Другой заказ — еще более ответственный. Близилось 100-летие Александровского (Царскосельского) лицея — 19 октября 1911 года — и юбилейная комиссия из бывших выпускников приняла решение установить в его здании мраморные бюсты Александра I — основателя лицея — и Николая II.
Вопросами изготовления бюста Николая II занимался член комиссии министр финансов В. Н. Коковцов. Из списка русских художников и скульпторов, претендентов на исполнение заказа, Николай II выбрал Кустодиева. Вероятно, царю понравился его портрет, выполненный художником в качестве парного к портрету Александра I для Финляндского полка. Впрочем, сам В. Н. Коковцов о выборе Николаем II кандидатуры Кустодиева написал в своих воспоминаниях следующее: представленного государю списка скульпторов, трудами которых можно было воспользоваться в данное время, он особенно остановился на молодом скульпторе академике Кустодиеве, принимавшем самое деятельное участие в качестве ближайшего сотрудника Репина в написании его знаменитой картины торжественного юбилейного же собрания Государственного совета… Кустодиев был тогда еще мало известен как скульптор, но государь заметил мне, что… он видел недавно перед тем самого И. Е. Репина и слышал от него, что он считает Кустодиева исключительно даровитым скульптором и предсказывает ему самую великую будущность»[225]. Коковцов добился согласия императора на двенадцать сеансов позирования Кустодиеву. Они состоялись в период с 30 декабря 1910 года по 16 января 1911 года в портретной комнате Александровского дворца в Царском Селе[226].
