Но на этом проблемы моего первого в жизни космического спуска не закончились. Нас очень сильно приложило об землю, потому что корабль посадили в буран. На такую посадку мы не рассчитывали. Ветер должен быть небольшой, а там был порывами больше 20 метров в секунду. Зима, земля как камень замерзшая. Парашют превратился в парус, и этот огромный парус нес наш корабль как пушинку. Корабль бился о землю, прыгал, перекручивался и опять бился о землю.
Когда в такую ситуацию попал беспилотный корабль, его практически расплющило. Чтобы нас так же не расплющило, мы стали отстреливать парашют. Оказалось, – это было непросто. После нашего полета по настоянию специалистов ЦПК и космонавтов кнопку «отстрел стренг» разместили так, чтобы экипаж мог ее нажать даже во время опрокидывания и кувыркания аппарата. В конце концов мы отстрелили, последний раз перекувыркнулись и остались висеть в корабле вниз головой.
В это время к нам подбежали спасатели. Открывают люк – и снаружи свежий, морозный земной воздух… Ничего нет приятнее. Спасатели кричат: ну, как вы? Моему товарищу спину повредило, мне из ноги маленький кусочек мяса выдрало. Поэтому мы не сказали «хорошо», мы сказали – «живы». Они обрадовались, что мы живы, захлопнули люк и убежали. А мы висим на ремнях вниз головами. Потом спросили их – куда вы побежали, нам же помогать надо было! Оказывается, они побежали докладывать, что все в порядке. Тому, кто первый доложит – то ли премия, то ли именные часы.
Доложили, вернулись. Стали тянуть Губарева за плечи, как рванут, а я смотрю – они ему плечевые-то ремни отвязали, а ножные – нет. Ну, думаю, разорвут пополам. Я ему отвязал ноги, они его вытащили, потом меня. Кругом – буран, пурга свирепая, темнеет, надо скорее лететь. Они бегут с Губаревым, на носилках тащат, спешат. Первый спотыкается, падает. Губарев летит с носилок в снег. Они достают его из снега, отряхивают, кладут на носилки, опять бегут…
Его в один вертолет, меня в другой. Это для того, чтобы, если, не дай бог, авария с вертолетом, хотя бы один космонавт оставался живой. А когда несли – показали ямы, которые наш корабль выбил в мерзлом грунте. Ямы крупные – больше, чем от снаряда.
В вертолете мне на скорую руку перевязали ранку. Переодели в теплое летное обмундирование. Вдруг девушки – медицинские сестрички – откуда-то из-под тулупов достали букет белых калл и преподнесли мне.
«С окончанием полета!» Каждый из нас получил по букету в своем вертолете.
Мы полетели над степью. Я видел: под нами раскинулись горы. «Над какими горами мы пролетаем?» – спросил я медсестру. Оказалось, это просто стог сена, кучи бревен, даже мусорная свалка – такие вот «горы». Я-то привык к космическому расстоянию! Из иллюминаторов нашей орбитальной станции именно так выглядели Уральские горы, Памир или Кордильеры. Теперь нужно было привыкать к земным масштабам.
После полета бывает так: ты счастлив. Ты вернулся живой, выполнил программу. Эмоционально ты летаешь. Но физически ты ползаешь, ты опустошен. На аэродроме нас попросили сфотографироваться возле вертолета. Мы с Губаревым обнялись, изобразили улыбки. Обнялись, потому что нужно было поддерживать друг друга, мы ведь валились с ног.
Конечно, были поздравления, цветы, аплодисменты – торжественная встреча на аэродроме, когда мы с букетами брели вдоль каре встречающих. Нас встретило руководство тогдашней Казахской ССР во главе с Д. Кунаевым. Наградили медалями «За освоение целинных земель». Я сказал: «Правильно, и мы пахали». Такое было приземление. Как сказал мой напарник Алексей Губарев: «Ни хрена себе – мягкая посадочка…»
«Как аргонавты в старину…»
Когда я вернулся из первого полета, еще обессиленный, меня положили в кровать в моей комнате в Звездном городке. Приходят мои дети, мы не виделись больше полутора месяцев. Мне сорок четыре, сбылась мечта жизни, я ведь с юношества о космосе мечтал. Весь в эйфории, рассказываю – какое там Солнце, какие восходы, какие эксперименты. Они минут десять послушали и говорят: «Пап, вот там у вас бильярд, мы лучше пойдем, поиграем». Я сразу вспомнил рассказ Джека Лондона «Как аргонавты в старину». Герой прошел через трудности, смертельные опасности, нашел золото, стал богатым. Рассказ заканчивается примерно так: «Я сейчас сяду у камина, согреюсь, позову внуков и расскажу, каким трудом все это досталось. Если не поймут, расскажу еще раз. Если опять не поймут, возьму полено и так их отхожу!» У меня тоже было желание взять кий и как следует их отходить. Чтобы поняли, что такое космос. Давно известно: нет пророка в своем Отечестве.
В гостиницу «Космонавт» принесли газеты. Крайний слева – лучший за все годы руководитель Центра Подготовки Космонавтов генерал Н. П. Каманин. За участие в спасении со льдины экспедиции с корабля «Челюскин» удостоен «Золотой звезды № 2» Героя Советского Союза. В центре в белой рубашке кандидат в космонавты Георгий Гречко
На Салюте-6. Экипаж «Романенко – Гречко»
Все началось с неудачного полета «к Седьмому ноября». Первым экипажем новой орбитальной станции Салют-6 должны были стать командир Владимир Коваленок и бортинженер Валерий Рюмин. Мы с Владимиром Ляховым составили запасной экипаж того полета, а Романенко и Иванченков были дублерами. Коваленок и Рюмин стартовали 9 октября. То есть к празднику, к 60-летию Октябрьской революции (которое, напомню, отмечалось 7 ноября 1977 года) ребята должны были обосноваться на станции. И поздравлять из космоса советский народ и все прогрессивное человечество. Планировался рекордный стосуточный полет. Космический рекорд должен был стать центральным праздничным событием, подтвердить советский приоритет в космосе. Увы, эти планы провалились. Корабль не состыковался со станцией.
Анекдот на полях:
Брежнев вызвал группу космонавтов:
– Американцы высадились на Луне. Мы тут посоветовались и решили, что вы полетите на Солнце.
– Так сгорим ведь, Леонид Ильич!
– За кого вы нас принимаете? Партия подумала обо всем! Полетите ночью!
Брежнев позвонил нашему «космическому» министру – министру общего машиностроения Сергею Александровичу Афанасьеву. Брежнев редко бывал резок, но тут поговорил с ним строго: «Еще один такой подарок к празднику, будем делать оргвыводы». Стало начальство совещаться, как не дойти до оргвыводов…
Потом мне рассказали, что Афанасьев сказал другому нашему начальнику – генералу армии Владимиру Федоровичу Толубко, который командовал Ракетными войсками стратегического назначения. «Если не полетят Гречко и Романенко, то полетим мы с тобой». Они бы полетели, разумеется, не в космос, а со своих кресел.
Атмосфера в Звездном городке и в Центре управления полетами установилась тяжелая. Все понимали, насколько важен полет на так и не обжитую станцию «Салют-6». Нужно было реабилитировать советскую космонавтику. Станция-то была для того времени уникальная! Два стыковочных узла гарантировали ей долгое существование за счет возможности приема транспортных кораблей «Прогресс». И так печально начиналась ее жизнь на орбите.
