Книга Ненависть - Джулия Баксбаум

Лампочка на моем автоответчике мигает. Раз. Раз-раз. Раз. Эндрю. Я шагаю через комнату, стараясь быть беспечной, — вешаю свои ключи, снимаю туфли, бросаю сумочку, — но потом вдруг обнаруживаю, что уже стою прямо перед автоответчиком. Прилетела, как бабочка на свет.

Мне досадно, что я так жду, когда наконец нажму на эту кнопку, досадно, что хожу кругами, пессимистичная, голодная. Это так банально — возбуждаться от глупого мигания лампочки.

Нет, я еще не вполне готова включить воспроизведение. Я должна сначала принять душ. Прочистить мозги. Однако, когда я снимаю одежду и откручиваю кран, предвкушение берет верх.

Я бегу обратно. Закрываю глаза. Нажимаю кнопку воспроизведения.

Конечно же, это не Эндрю. На самом деле оно даже к лучшему, что это не Эндрю.

— Привет, Эм. Ты сможешь отвезти Джека на прием к врачу? Если нет, я организую машину и сиделку. Мне очень жаль, но я жутко занят. Я понимаю, что обещал, но ты же знаешь, как это бывает. Решаю вопросы Коннектикута. Перезвони мне, пожалуйста, чтобы я знал точно. Спасибо. Я один раз тебе должен.

Если бы у меня была возможность стереть три слова в этом мире, запретив употреблять их вместе, я бы без колебаний выбрала «решаю вопросы Коннектикута». Потому что, хотя мой отец и использует их в свое оправдание, это только его выбор. Ясно, что я не могу конкурировать с добрыми людьми из Штата Конституции[32]. Тут нет ничего нового: отец пропустил мой тринадцатый день рождения, — первый день рождения, на который я пригласила мальчиков, и последний, который для меня устраивала мама, — потому что занимался важным законопроектом по изменению официального ископаемого животного штата на Eubrontes Giganteus[33].

Я прослушала сообщение моего отца четыре раза. Такое повторение помогло ослабить остроту боли. Впрочем, на самом деле не имело особого значения, поехал бы он со мной или нет. Я все равно планировала везти дедушку Джека на прием к врачу сама. «Ладно, ничего страшного, — думаю я. — Ведь я, можно сказать, навязала ему эту проблему. Так почему бы ему меня немного не разочаровать. Когда ты уже вырастешь, Эмили. Будь взрослой».

Я пытаюсь унять печаль, которая переполняет меня. Невысказанную, цепенящую печаль, от которой немеют кончики пальцев. Печаль, с которой труднее всего бороться, потому что она очень похожа на пустоту. Выглядит это так, будто утешаешь холодильник.

Я швыряю замороженную еду в микроволновку, а потом ем из разделенных на отсеки пластиковых подносов, какие подают в самолетах. Хотя обычно я выбрасываю овощи из правой дальней ячейки, сегодня я заставляю себя их проглотить, потому что так поступают взрослые. Мы едим зеленые бобы. Я лежу на диване и довожу себя до оцепенения марафоном телевизионных реалити-шоу. Сегодня вечером я обязательно буду смотреть только те шоу, где кого-то по ходу изгоняют. Я нахожу это успокаивающим — смотреть на людей, которые так переживают по поводу своего проигрыша, как будто их мир ограничивается пространством, охваченным объективами телекамер.

* * *

— Я отвезу его, — говорю я отцу по телефону несколько часов спустя.

— Спасибо, детка. Мне жаль, что так получилось, — отвечает он, и в трубке слышно, как он шуршит бумагами. — Тут творятся сумасшедшие вещи вокруг бюджета.

Я снова слышу шелестящие звуки и узнаю этот фокус; создается впечатление, что ты настолько занят, что не можешь прерваться даже для короткого телефонного разговора. Я сама пользовалась им во время своей работы в АПТ.

— Нет проблем. Я все равно планировала поехать туда сама. — Я набрасываю на плечи спортивную куртку Йельской школы права, но в ней я чувствую себя моложе и как-то по-студенчески; поэтому я снимаю ее и надеваю вязаную шерстяную кофту.

— А тебе будет не слишком трудно ускользнуть с работы пораньше? Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, — волнуется он.

— С этим проблем быть не должно, — успокаиваю его я. Отцу не нужно знать, что я уволилась; он воспримет мой уход как провал — не больше, не меньше.