— Смотри, осторожнее. Лестница довольно крутая, и ступеньки узкие.
— О-го-го! — Марк даже присвистнул, когда поднял голову и обнаружил, что Беатрис ничего не надела под комбинацию. — Ну и вид отсюда.
— Сейчас кто-то слетит с лестницы, — без тени улыбки пригрозила она.
— Иду-иду. Однако нельзя же так действовать на мои нервы! Они ведь у меня не железные.
Марк и Беатрис преодолели десяток ступенек и вошли в просторную, светлую мансарду. Всюду в художественном беспорядке были расставлены мольберты с только загрунтованными или с незаконченными холстами, вдоль одной стены стояли готовые картины, валялись какие-то грязные тряпки, кисти, пустые баночки из-под красок…
— Ну вот, собственно, это и есть моя мастерская. Здесь, конечно, не убрано, но ноги мы вряд ли сломаем. Самые удачные картины мистер Флеминг взял на выставку в Нью-Йорк, но тут тоже есть на что посмотреть.
Марк попросил Беатрис дать ему возможность спокойно и в полной тишине ознакомиться с полотнами. Она согласилась, и в течение следующих двух часов Марк сосредоточенно изучал картины.
— Беатрис, ты действительно чертовски талантлива, — наконец вынес свой вердикт Марк.
— Ты, правда, так считаешь?! — обрадовано спросила Беатрис.
— Конечно. Могу только тебя поздравить. Впрочем, себя тоже.
Беатрис удивленно вскинула брови.
— Что ты имеешь в виду?
— С этой минуты я твой новый дилер. Неужели же ты полагала, что я упущу столь редкий шанс? Пусть не я открыл тебя как художника мировому сообществу, но теперь именно я выгодно продам тебя ему.
Счастливая Беатрис обняла Марка за шею.
— Люблю, люблю, люблю, — шептала она в сотый и в тысячный раз.
Это единственное слово ее губы не уставали повторять. Беатрис казалось, что она всю жизнь может вот так стоять в объятиях Марка и признаваться ему в вечной любви.