Бабур запрыгнул на своего любимого коня, темногривого гнедого, который, чуя дорогу, возбужденно приплясывал. Оказаться снова в седле было приятно, и юноша любовно похлопал скакуна по лоснящейся шее. Байсангар получил приказ остаться и оберегать крепость во главе сильного гарнизона, в то время как Вазир-хан отправлялся с ним в качестве командира отряда из пятисот отборных всадников. Весть о предстоящей свадьбе уже разнеслась повсюду, и по пути на юг в Заамин процессия будет привлекать к себе многочисленные, и не только дружелюбные взоры. Однако, удовлетворенно подумал Бабур, с таким конвоем и с учетом того, что по всему маршруту разосланы разведывательные патрули, риск угодить в засаду весьма невелик.
Вазир-хан напоследок поговорил о чем-то с Байсангаром на стене над воротами и стал спускаться вниз по крутой, неровной лестнице во двор, в то время как конюх едва удерживал фыркавшего и бившего копытом норовистого коня. Юный правитель мысленно отметил, что всего год назад его верный советник двигался с куда большей легкостью. Увы, от этой хромоты ему, видать, не избавиться до конца своих дней.
Наконец Бабур и Вазир-хан, сопровождаемые воловьей упряжкой, тянувшей возок, медленно проехали по наклонному спуск и выехали на луг, где их уже ждал конвой и обоз из вьючных мулов, груженных провизией, палатками и всем необходимым для устройства лагеря. И само собой, сундуками со свадебными нарядами и дополнительными подарками для новой родни, включая желтоглазого ястреба, предназначавшегося тестю.
Колонна неспешно тронулась на юг. Через некоторое время прощальный рев труб и барабанный бой, доносившиеся со стен Шахрукийяха, стихли, уступив место поскрипыванию дерева, перестуку колес, звяканью упряжи, сопению вьючных животных да топоту множества копыт по мягкой весенней почве.
Караван сопровождали бдительные конные патрули, высылаемые Вазир-ханом, но в окрестных долинах на сочных лугах, где паслись отары овец, готовых, судя по округлившимся животам, вот-вот разродиться ягнятами, ничего подозрительного не наблюдалось. То, как медленно тащилась процессия, раздражало и нервировало Бабура, так что порой он в сопровождении небольшой охраны галопом уносился вперед.
Ему нравилось мчаться сломя голову, чувствуя на лице свежий ветер, ощущение свободы, какое он не испытывал со смерти отца. В такие мгновения потеря Самарканда и предатели в Фергане значили для него не так уж много. Казалось, он, пусть ненадолго, сбрасывал с плеч тяжкий груз ответственности, своих обязательств перед другими, долга, который требовалось выполнять, собственных целей, к достижению которых надлежало стремиться. Это походило на наступление весны, позволявшей наконец скинуть опостылевшие за зиму овчины и почувствовать спиной солнечное тепло. Низко припадая к конской гриве, Бабур опустошал свое сознание, выбрасывая из головы все то, о чем в такие моменты ему совершенно не хотелось думать.
В полдень шестого дня, когда он снова степенно ехал рядом с воловьей повозкой, приближавшейся к длинному, пологому склону, впереди на вершине показалась темная линия всадников. В тот же миг Вазир-хан вскинул затянутую в кожаную перчатку руку, и караван остановился.
— Как думаешь, Вазир-хан, это они? Манглиги?
Бабур прищурился, но разглядеть символы на флагах не смог. Все замерли, напряженно всматриваясь.
— Скорее всего, повелитель. Мы, должно быть, приблизились к их рубежу. Но подождем, что сообщит передовой патруль.
— Да, конечно.
Вперед поскакали разведчики, а караван тем временем на всякий случай изготовился к обороне.
Дюжина отряженных Вазир-ханом воинов галопом понеслась навстречу незнакомцам. Мечи у всех были в ножнах, боевые топоры приторочены к седлам, круглые щиты висели за спинами, но оружие было прилажено так, что могло оказаться в руках в любой миг. Последние двое имели еще и копья. Понимая, что остановка и все эти приготовления могут встревожить женщин, Бабур рысцой подъехал к повозке и, склонившись с седла, просунул голову между кожаными занавесками.
— Там, впереди, всадники. Скорее всего это люди Ибрагима-Сару, но нужна уверенность. Мы послали разведчиков разузнать, что да как, но пока они не вернулись, должны быть готовы к обороне.
Его мать и Ханзада клевали носом, а вот Исан-Давлат, как всегда бодрствующая и начеку, кивнула.
— Все правильно, случайностей допускать нельзя.
В течение всего нескольких минут по приказу Вазир-хана лучники заняли скрытые позиции за скалами и деревьями, а из обозных подвод сформировали вокруг повозки с женщинами защитное ограждение, за которым разместились остальные воины. Затем все стали ждать возвращения разведчиков. Время тянулось мучительно долго. Бабур напрягал слух, надеясь, что ветер донесет какие-нибудь звуки, но не услышал ничего, кроме звона колокольчиков: выше них по склону появилось стадо лохматых коз. Пригнавший их мальчонка замер, испугавшись, что наткнулся на вооруженных людей, потом замахал посохом, разворачивая животных, и очень скоро стадо снова пропало из виду.
Наконец показались скакавшие во весь опор назад разведчики, но они возвращались не одни. За ними ехали люди в темной одежде, с лицами, замотанными платками для защиты от ветра и пыли. Похоже, все было в порядке.
Когда всадники приблизились, Бабур разглядел на одном из стягов красного ястреба, служившего эмблемой племени его будущего тестя, и уже ничего не опасаясь, выехал на несколько шагов вперед, остановил гнедого и подождал, пока чужаки подъедут.
— Привет тебе, Бабур Ферганский, — возгласил первый всадник.
Могучего сложения воин поклонился в седле и убрал скрывавшую нижнюю часть лица темную ткань, открыв взору юноши густую, окладистую черную бороду, широкие скулы и проницательные, узкие глаза, темные, но со странными янтарными прожилками. Судя по внешности, ему было около сорока.
— Я Ибрагим-Сару, вождь манглигов, рад видеть тебя и твоих близких. Добро пожаловать в мои владения. Сегодня вы мои гости, а завтра, о Бабур, ты станешь моим сыном.
Хотя Ибрагим-Сару говорил по-тюркски, на родном языке юноши, произношение у него было непривычное. Племя манглигов прежде обитало в Персии, и, возможно, между собой они до сих пор говорили по-персидски.
— Благодарю за честь, — учтиво ответил Бабур, поклонившись в ответ.
— Наша стоянка в двух часах езды к югу отсюда. Мы ждали вас и выехали навстречу, чтобы встретить. И я счел своим долгом лично приветствовать тебя первым.
Бабур снова поклонился и, тронув гнедого, медленно последовал за Ибрагимом-Сару вверх по склону.
Озирая круглый шатер, в котором он провел ночь, Бабур не мог не отметить его великолепного убранства. Его взгляд скользил по красным и голубым драпировкам, скрывавшим высокие, в добрых шесть локтей стены, сшитые из тщательно выделанных кож. В латунных светильниках, напоминавших по форме свернувшихся в клубок змей и установленных на подставках из поблескивавшего золотом вкраплениями лазурита, горели свечи. Мягкие темно-синие подушки, на которых спал юноша, были покрыты таким плотным золотым шитьем, что щекотали ему шею, а матрас представлял собой набитый легким утиным пухом мешок из великолепной серебристой парчи. Пол шатра был устлан мехами.
