– Ну, ты даешь, – хрипло говорит наконец догнавший вас черт Виталик, на глазах превращаясь в родного демона пустоты. – Куда так вжарил? Я тебе кто? Усэйн Болт, что ли?
Узнав свое опостылевшее alter ego, Филя впервые ему обрадовался. Избиение откладывалось, а он в результате всех этих последних транзакций стал обладателем теплой шапки и толстого ватника, которые, как выяснилось, никто не собирался у него отнимать.
– Крикнуть не мог? – еще задыхаясь, выдавил Филя.
– До тебя докричишься…
Демон склонился вперед и стоял, как бегуны после финиша, одной рукой упираясь в колено, другую прижимая к правому боку, как будто у него там кололо. Дышал он еще тяжелее, чем Филя.
– Думаешь, легко за тобой носиться во всём этом?
Демон был одет в огромный тулуп, ушанку из чернобурки и белые армейские валенки.
– Где так прибарахлился? – спросил, переводя дыхание, Филя.
– Места знать надо.
– Валенки дашь?
– Разбежался.
– Я ноги могу обморозить. Подошвы уже полопались.
– Лесом иди.
– Козел.
– Я не козел. Я демон. А ты дебил. С дороги уйди. Раздавит ведь кто-нибудь.
Мимо них в мутной мгле, светя противотуманными фарами, ползли бесчисленные «уазики», «Лэнд Крузеры» и «Нивы». До этого Филя их не замечал, как не замечал он и того, что бежит не по тротуару, а по обочине проезжей части.
– Куда они все?
– За город, – выпрямился наконец демон. – Дачи у них там… Печки, поленницы, дрова. Думают пересидеть.
Филя разинул рот, чтобы избавиться от стягивающей нижнюю часть лица ледяной корки. Поковырял ее пальцем, но понял, что бесполезно.
– А Петр тоже уехал?
– Какой Петр?
– Друг мой. Я к нему иду.
– А-а. Про это не знаю. Может быть, и уехал. Чего ему в городе-то сидеть? В квартирах скоро батареи начнут лопаться. У него жена, дети есть?
Филя, не отвечая, полез в сугроб, отделявший проезжую часть от пешеходной дорожки. Провалившись по колено в глубокий снег, он потянул за собой пса, который с готовностью прыгнул туда и тоже завяз. Снег, набившийся Филе под брюки, ничуть его не обеспокоил. Ноги онемели уже до такой степени, что он просто ничего не почувствовал. Побарахтавшись пару секунд в сугробе, он выбрался на тротуар, вытянул за веревку своего пса и упрямо двинулся дальше.
– Эй, подожди! – закричал демон. – А если его дома нет? Может, лучше назад вернемся?
Филя не останавливался.
– Блин! Я с тобой!
Демонически легко перемахнув через сугроб, он догнал Филю, приноровился к его шагу и несколько минут молчал. Они торопливо шли по заваленной сугробами темной улице вдоль ряда мертвых фонарей. Машины, ползущие мимо них справа, то и дело выхватывали своими фарами обледеневшие фонарные столбы и редкие чахлые кустики, раздавленные морозом до такой степени, что не всякий угадал бы в этих беднягах кусты. Дома, громоздившиеся слева от дороги, скорее угадывались в беспросветном тумане, и лишь мерцающие матовыми пятнами на разной высоте точки говорили о том, что это дома и что там внутри еще есть люди.
– Слушай, а круто ты с ними, – заговорил наконец демон, соскучившись в холоде и в тишине.
– С кем? – выдавил Филя, судорожно сжимая под горлом уши подаренной шапки.
Говорить ему было тяжело. Губы уже не слушались, рот по причине густой изморози на бороде почти не раскрывался, и сами слова из-за особой упругости морозного воздуха выталкивались наружу с таким трудом, как будто он пытался говорить, прижимая лицо к огромному куску студня. Однако демону пустоты на эти помехи было плевать. Он жаждал общения.
– С кем, с кем, с ремонтниками. У которых ты собаку увел. И насчет перехода им так лихо задвинул. Ты, кстати, какой переход имел в виду? На какую сторону?
Филя не отвечал ему, яростно щелкая одеревеневшими подошвами по тротуару.
– Нет, ты реально интересуешься? Или так, по приколу? Потому что если реально, то не к тем обратился. А вот я бы мог навести справки. Кое-какие связи имеются. Только ты должен конкретно решить, а не под влиянием порыва. У тебя ведь это порыв был? Да? Импульсивное движение сердца?
Филя молчал.
– Интересно, с чего бы это? – не унимался демон. – Жизнь вроде удалась. Денег хватает, работа непыльная, по заграницам туда-сюда шастаешь. Как вы там говорите? Грех жаловаться? Вот именно что грех. Ты, скотина, совсем стыд потерял.
– Отвяжись, – буркнул Филя.
– Я отвяжись? А ты уверен, что я по своей воле за тобой таскаюсь? Может быть, это ты мне покоя не даешь? Ты же сам ищешь меня везде. Без меня шагу ступить боишься. Чувствуешь в себе пустоту и мечтаешь ее заполнить. Меня только для этого выдумал.
– Я не выдумал, – просипел Филя.
– Ну, конечно, – демон глумливо засмеялся. – А если не выдумал, тогда ты гонишь. Ты – гонимый придурок, и правильно тебя эти мужики у теплотрассы в сумасшедшие записали. В дурку тебе пора, если не выдумал. Ты опасен для окружающих… Особенно для собак. Вторую ведь сейчас уморишь. Смотри, она почти сдохла.
Филя обернулся и увидел, что пес, которого он уже силой тащил на веревке, едва переставляет лапы. Очевидно, ремонтники что-то ему повредили, но Филя, одержимый своей задачей добраться до цели, этого не заметил и продолжал упрямо шагать вперед, практически волоча его за собой.
– Опять задушишь собачку, – сказал демон. – Душегуб.
Филя подошел к псу, который сразу улегся на ледяной тротуар, склонился над ним и потянул за лапу. Псина подняла голову, заскулила и, выдохнув клубы пара, лизнула ему руку.
– Пойдем, – пробормотал Филя. – Замерзнешь.
Собака попыталась подняться, но ноги ее не держали.
– Два ноль в твою пользу, – усмехнулся у него за спиной демон. – Вообще, надо переходить на более крупных животных. Собаки тебе по статусу уже мелковаты. Пора лошадей мочить. Это как-то солидней. Потом на слонов перейдешь.
Не отвечая ему, Филя склонился еще ниже, обхватил тяжело дышавшего пса и поднял его с тротуара.
– О-о, – протянул демон. – Забота о ближнем… Какой прекрасный, какой чудесный поступок. А ты в курсе, что Мать Терезу уже обвиняют в сомнительных политических связях и чуть ли не в отмывании денег? Может, ну его? Стоит ли начинать? Все равно никто не скажет спасибо.
Филя перехватил собаку покрепче, чтобы та не выскользнула из окоченевших и не слушавшихся его рук, сделал один шаг, другой и понял, что долго нести псину не сможет. Кисти рук, не спрятанные теперь в карманах, обожгло словно огнем. Ног он своих не чувствовал уже минут десять. Переставлять их становилось все трудней и трудней. Колени отказывались сгибаться, поэтому он шел как на ходулях. Пес на руках заметно осложнил это жалкое подобие ходьбы.
