Иван вылез из кабины, потянулся было за автоматом, но передумал, махнул рукой и пошел к церкви.
Пыль поднималась при каждом шаге. На губах появился затхлый привкус. Мерзость запустения — всплыло в голове. Именно — мерзость запустения, и ничего больше.
Весь поселок — в запустении. В мерзости. Неужели трудно…
Молчать, оборвал себя Иван. С чего это ты судить начал? Ты здесь первый раз. Уже все понял? До ближайшего населенного пункта — почти двое суток по горам. И, судя по состоянию дороги, ею практически не пользуются.
Иван подошел к двери, взялся за ручку. Горячая шершавая медная ручка. Блестящая, патины нет, разве что в углублениях рисунка. Кое-где. Это значит, что за ручку эту берутся часто, часто ходят в этот бывший магазин… В храм, поправил себя Иван со злостью. В храм.
Дверь была не заперта, легко открылась, как только Иван потянул за ручку. Иван замер. Его словно облило чем-то вязким и сладким — такой густой, тягучий запах потек на него из церкви.
Ладан. Ладан — точно, и еще что-то… Иван не был специалистом в этих вопросах. Он вообще мало в чем был специалистом. Стрелял хорошо, неплохо дрался. Технические и оперативные вопросы. Пожалуй — все.
В детстве Ивану говорили, что у него аналитический склад ума. Но как-то в дальнейшем это не пригодилось.
Иван переступил порог, дверь за ним закрылась.
На улице не было жарко. Нет, еще минуту назад Иван был уверен, что на улице властвует жара, но теперь быстро понял — там было почти прохладно. Жарко было здесь.
Горели свечи — много свечей, десятки, сотни. И лампады перед образами.
Помещение заполняли запахи и колеблющийся желто-красный свет.
Иван расстегнул куртку.
Стены были расписаны, но даже Ивану было понятно, что художник был непрофессиональным. Что называется — лучший среди худших, и относился к тому разряду творчески отягощенных людей, которые недостаток умения компенсируют избытком уверенности.
Непропорциональные фигуры святых с неестественно вывернутыми конечностями, перекошенные лица и неуклюжие тела — рисовальщик даже не пытался передать красоту или величие, он просто указывал место действия и состав участников. Как в протоколе.
Мария, Иосиф, Младенец Иисус, три разноцветных — от желтого до коричневого — волхва, осел и овца. Опознать сцену поклонения можно было лишь по количеству персонажей и по нимбу вокруг головы Младенца.
Бывший торговый зал — храм, снова напомнил себе Иван, злясь все больше, — был заполнен лавками, рядами длинных лавок. Просто, как у них в Конюшне. Только зал для накачек по сравнению с этим храмом выглядел непозволительно роскошно.
Низкий потолок был когда-то побелен, но теперь весь покрыт пятнами копоти.
Иван спохватился, перекрестился и кашлянул.
Фитили свечей трещали, иконы, нарисованные так же неумело, как и роспись стен, тоже были местами закопчены.
— Есть тут кто? — неуверенно спросил Иван. — Эй!
Справа скрипнуло — Иван оглянулся. Открылась боковая дверь, и в зал вошел священник.
Невысокий, худощавый. Усы и небольшая борода, массивный серебряный крест на груди, черная длинная одежда — у Ивана, естественно, вылетело из головы ее название — обычный, самый обычный священник.
— Здравствуйте, батюшка, — сказал Иван.
— Здравствуй, сын мой, — священник подошел к Ивану, но протягивать руку для поцелуя не стал. — Чем я могу тебе помочь?
Взгляд священника скользнул по одежде Ивана, задержался на кобуре «умиротворителя», выглядывающей из-под полы расстегнутой куртки.
Иван полез во внутренний карман, достал удостоверение и, раскрыв, протянул батюшке:
— Специальный агент Ордена Охранителей Иван Александров. Командир рейдовой группы…
Священник кивнул, не прикоснувшись к документу и даже не глянув на него. Коротко глянул в лицо Ивану и отвел взгляд.
Иван переступил с ноги на ногу — возникла неловкая пауза, и он не знал, как ее прервать. И священник ему в преодолении неловкости не помогал.
Голова начинала кружиться от жары и спертого воздуха, на висках выступил пот.
— Мы прибыли на три дня, — сказал, наконец, Иван. — Мне нужно где-то разместить людей…
— На посту, — ответил священник. — Раньше у нас стояла рота, а сейчас только взвод. Отчего-то решили, что взвода хватит, чтобы защитить верующих от происков предавшихся… Там наверняка найдется место и для вас. Наверняка.
Батюшка сделал странное движение, будто хотел отвернуться и уйти, но в самое последнее мгновение решил все-таки остаться на месте.
— Вы отец Василий? — спросил Иван, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение.
— Да, я — отец Василий. Что-то еще?
По лицу Ивана начал течь пот, с висков на щеки. А кожа священника суха. Понятно, он привык. Что же здесь творится летом? У них же нет электричества, сообразил Иван. Откуда оно могло быть? Ветровые генераторы? Дизель? Башен ветрогенераторов в поселке нет.
— Мне нужно с вами поговорить, — с трудом произнес Иван, — задать несколько вопросов…
— Хорошо, — кивнул отец Василий. — Я сейчас занят… Немного занят. Приходите вечером. После захода солнца. Я сейчас…
Священник вдруг протянул к Ивану руки ладонями вверх.
— Я тут и плотник, и маляр…
На ладонях были вполне профессиональные мозоли, следы плохо отмытой краски.
— А паства?
— Что паства? Паства добывает хлеб в поте лица своего. Женщины приходят, убирают в храме, моют полы… Если есть тяжелая работа, неподъемная для меня одного, то, естественно, приходят мужчины. А так… Мне ведь тоже нужно что-то делать. Предаваться лени мне зазорно, да и нет, знаете ли, повода, — священник улыбнулся, и Иван увидел, что лицо у него не замкнутое и холодное — усталое лицо у священника.
Изможденное.
Может быть, он плохо переносил жару.
— И вы здесь давно? — спросил Иван.
— Уже пятый год как приехал из Нижнего Новгорода.
— И надолго?
— На все воля Господня… На все, — батюшка улыбнулся. — Так я вас жду после захода солнца. А пост военных — прямо посреди поселка. На границе.
— Я зайду, — сказал Иван, повернулся и быстро вышел.
Еще минута — и он бы сварился. Как жарко…
Ветерок на улице показался почти холодным.
Парни топтались возле машины, Круля видно не было.
— Поехали, — приказал Иван на ходу, залез в кабину и опустил боковое стекло. — К солдатам поехали, батюшка занят.
Марко повернулся, принюхался к Ивану.
— Я сказал — поехали. Чуть не задохнулся в церкви… Где они столько свечей берут и ладана?
