Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
Во-вторых, неплохо было бы решить, в какую сторону идти. Даже положение женского тела не могло помочь мне в этом. Мы так увлеченно боролись с Зайкой, что я не помнил, откуда, собственно, притопал. Пришлось определять направление течения дедовским способом и двигаться ему навстречу.
После возвращения из загробного санатория я чувствовал себя так, будто неделю отдыхал в Сочи. Кошмары, оказывается, иногда освежают. К плотному комку в животе я настолько привык, что уже почти не замечал патологии. Мелкие раны, полученные в результате моих каскадерских трюков, быстро затянулись. Даже левая сторона лица не болела. Я опасался притрагиваться к «анху», хотя у меня было такое ощущение, что во впадину глазницы вросла оправа бесполезного монокля.
Начался самый нудный поход в моей жизни. Ох не завидую я «майнерам», особенно нашим, отечественным! Когда идешь согнувшись в три погибели, каждый метр кажется десятью, а минута – часом. В темноте не видно ничего, что могло бы дать представление о пройденном расстоянии. Собственное дыхание заглушает другие звуки, а на зубах вязнет жвачка из страха и надежды, которую нельзя выплюнуть. При этом ничто так не угнетает, как вполне реальная перспектива ткнуться лбом в непреодолимое препятствие вроде решетки или слишком узкого люка…
Не могу сказать, сколько времени прошло. Судя по тому, что я дважды помочился, не меньше пяти часов.
Несколько раз в трубе раздавался низкий гул – будто кто-то играл на замогильном органе. Звуки производили жутковатое впечатление. Казалось, что надвигается волна, распирающая металл. Не хотелось быть смытым фекальными водами, но это мне и не грозило. Возможно, гудели поезда метрополитена – и люди, ехавшие в них, не подозревали, что где-то рядом, под землей, ползает объятый ужасом червяк по имени Макс.
Однако и у червяков бывают праздники – когда они вылезают на свет Божий. И тут важно, чтобы тебя не затоптали.
В конце концов я добрался до какой-то прямоугольной камеры с бетонными стенками и нащупал ступеньки, ведущие наверх. Эти тоже были рассчитаны на дегенеративных усыхающих представителей человечества, но я взобрался по ним, презрев земное тяготение, будто капля ртути по капилляру градусника в заднице у гриппозника.
Моя голова врезалась в крышку люка, и я чуть было не отправился в обратный путь. Когда звездочки перед глазами погасли, я попытался приподнять чугунное изделие, упираясь в него плечами и затылком. Тут я совсем некстати вспомнил приключения русской «пианистки» в сериале «Семнадцать мгновений весны», и меня начал разбирать неудержимый смех. А ведь она еще держала на руках двух младенцев! Кино, да и только…
Я с превеликим трудом приоткрыл крышку, и в награду за настойчивость мой фейс обдало жидкой грязью. Я поплевал и поморгал. Сквозь щель стали видны мокрые древесные стволы, окутанные мглистой пеленой. Приветственных и прочих возгласов не раздавалось, поэтому я с кряхтеньем отодвинул крышку в сторону и высунул голову из люка.
Мутные сумерки. Обреченная тишина…
Было раннее гнилое утро, достойное этого гнилого города и всей этой гнилой страны. Накрапывал мерзкий дождик, попадавший преимущественно за воротник. Где-то вдали протарахтел безумный блуждающий трамвай.
После канализации воздух, разбавленный выхлопными газами, опьянял свежестью и казался нектаром. Я радостно задышал, вентилируя организм, и вскоре начал догадываться, где нахожусь. Это был самый центр Харькова – сквер неподалеку от площади Розы Люксембург и места слияния двух речек-вонючек. Днем или вечером мое появление здесь не осталось бы незамеченным.
Я выбросил на асфальт свои клешни, подтянул ноги, развернулся… и нос к носу столкнулся с лупоглазым лысеющим пекинесом преклонных лет, который уставился на меня так, словно я был ожившей пачкой «педигри пал». Вдобавок этот дряхлый гаденыш пустил голодную слюну, окрысился и истошно затявкал. Вернее, захрипел (говорю вам – столько собаки не живут). Вскоре появилась и хозяйка, судорожно вцепившаяся в поводок.
Я увидел морщинистую мордочку перепуганной старушенции, готовой хлопнуться в обморок. Не хотелось брать лишний грех на душу, поэтому я одарил ее самой ласковой из своих улыбок.
По-моему, она не оценила моего голливудского оскала и попыталась слинять. Приблизительно с минуту бабулька и пекинес занимались перетягиванием поводка. Победила молодость, и полузадушенная шавка наконец убралась к чертовой матери.
Я утвердился на краю люка, затем проковылял к ближайшей скамейке и рухнул на нее, сделав непригодной для культурного отдыха. Что ж это бабулька так перепугалась, а? Эх, не мешало бы мне взглянуть на себя в зеркало…
Я просидел неподвижно с четверть часа, пока не начал стучать зубами от холода. Мыслишки тоже заиндевели и примерзли к извилинам. А ведь надо было подумать о том, где бы смыть с себя дерьмо, постирать одежду или, лучше, найти новую. Если бы я попытался изобразить моржа, искупавшись в местной речке, то наверняка оказался бы в родном городе первым таким придурком за много-много лет. И, кроме всего, речка была ненамного чище той подземной коммуникации, из которой я только что вылез. Возвращаться в психушку тоже не хотелось, несмотря на теплый душ и трехразовое питание.
Порывшись в карманах своего рваного пиджака, я обнаружил уцелевшие документы и деньги. Да и золотые побрякушки кое-чего стоили. Это обнадеживало. Без денег даже при социализме было хреновато, а без документов в полицейском государстве – просто петля.
Я огляделся по сторонам. К скверику подтягивались вездесущие друзья четвероногих, а на аллейках замелькали пыхтящие бегуны от инфаркта. Все они собирались здесь, чтобы успеть глотнуть свежего утреннего воздуха. От меня же разило, как из выгребной ямы. Пора было менять дислокацию.
Поскольку я выглядел вполне бомжеобразно, то решил поискать себе подобных. Первое, что пришло в голову, это вокзал, но вокзал – место людное, и там полно ментов. Поблизости, за речкой, был квартальчик довоенных развалюх. Тудя я и потащился по мокрой набережной, а внизу, под гранитным откосом, плескалась грязная вода, похожая в сумерках на разлившуюся нефть…
39
Народец у нас равнодушный, но въедливый. Никто никому на хер не нужен – до тех пор, пока ты не захочешь, чтобы тебя оставили в покое. Наивное желание! Тут уж людишки вопьются в очередную жертву своего любопытства, как пиявки, и не отпустят, не высосав досуха. Поэтому я обходил их десятой дорогой.
Неплохо было бы соорудить повязочку на левый глаз; впрочем, повязочка – штука не менее заметная, чем увечье. Я осторожненько потрогал щеку, подбираясь к глазнице, и сразу же отдернул руку, предупрежденный коротким импульсом боли.
Без приключений я перебрался через каменный мост, хотя дворники и лоточники бросали на меня подозрительные взгляды. Мой маршрут был довольно сложным, зато самым безопасным. Противоположная набережная представляла собой неокультуренные задворки. Нагромождение покосившихся стен, лабиринт заборов; под ногами – месиво из бумаги, окурков, использованных презервативов и пожухлой травы. Бутылки торчали там и тут, будто стеклянные инопланетные грибы. На фонарном столбе болталась околевшая кошка.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
