ТБ: Как вы выглядите, сколько вам лет, действительно ли вы одиноки и насколько вы искренни?
ПД: Испускаю тяжелый вздох.
ТБ: Ну, бросьте. Если мы хотим продолжать разговор…
ПД: А какой у вас любимый сыр, играете ли вы в настольный теннис и в порядке ли у вас яичники?
ТБ: Пьер, я шокирована.
ПД: Ну ладно. Так что вас волнует?
ТБ: Я никогда не занималась подобными вещами раньше. Вот разговариваю с вами, а вы ведь можете оказаться кем угодно.
ПД: Je suis Pierre Dubois, одинокий белый мужчина, который ищет одинокую белую женщину.
ТБ: Могу я говорить честно?
ПД: А для чего еще нужен Интернет?
ТБ: Не могу отделаться от мысли, что вы толстый, сорокалетний и носите бороду.
ПД: Вы упустили дурной запах изо рта.
ТБ: И?..
ПД: Мои сорок семь детей и карточные долги.
ТБ: У нас в Австралии таких называют крутыми.
ПД: Продолжайте.
ТБ: Вы крутой?
ПД: Крепкий. Как кофе, если хотите.
ТБ: И прикинутый?
ПД: Какой?..
ТБ: Носите носки и сандалии?
ПД: Только когда занимаюсь сексом: —)
Так все и шло. Мы выстукивали вопросы и ответы, словно играли в пинг-понг: щелк, щелк, щелк. Я чувствовала себя как рыбак, которому повезло с первого захода. Это не какой-нибудь снующий по дну пескарь, это достойный улов. Мой собственный улов! Без всякой помощи Умника Билла.
Еще некоторое время мы болтали, и наконец я поерзала в кресле и обнаружила, что моя правая нога, похоже, отошла ко сну. Как и весь мир. Через окно я видела в доме напротив только два светящихся квадратика — это вместо обычных восьми или девяти.
ПД: Как скверно — расставаться именно тогда, когда разговор становится интересным.
ТБ: Но вы расстаетесь.
ПД: Мой обеденный перерыв закончился, мадам. Собственно, он уже час как закончился.
ТБ: Мне знакомо это чувство. А чем вы занимаетесь?
ПД: C'est un mystere, madame (Это тайна, мадам).
ТБ: Подождите! Я должна посмотреть, который час.
Когда я слетела в спальню и схватила будильник, выяснилось, что уже час ночи. Я протрепалась с Пьером Дюбуа — да не могу же я его так называть, это ведь мальчишка с луковицами из учебника! — целый час.
ТБ: Час ночи.
ПД: Merde![13]
ТБ: Мне пора. Завтра на работу.
ПД: Ваш секрет в надежных руках. Возвращайтесь завтра вечером.
ТБ: Да?
ПД: На то же место, в то же время. Хотите, чтобы это был такой личный чат-уголок?
ТБ:?????
ПД: Чат-уголок для двоих, мадам Техноботаник. Туда не вторгнется никто посторонний. Приходите в семь по вашему времени.
ТБ: Хорошо, Пьер. Я могу называть вас как-нибудь иначе?
ПД: Мое настоящее имя — Винсент Мошонка.
ТБ: Вы меня убиваете.
ПД: Ладно. Доброй ночи Техноботанику от Пьера Дюбуа. Приятных сновидений.
ТБ: Спокойной ночи.
И сама не знаю почему, я приписала: «Целую». Похоже, от Безумного Месяца у меня мозги размягчились.
Глава девятнадцатая
Никогда не забуду заявку для Джодиного документального исследования «Влюбленные женщины» (теперь оно называется именно так). «Кто последует в будущее за гениальной новозеландской женщиной-режиссером Джейн Кемпион, если не мы?» Кроме шуток. Но этим утром, сидя с цыпоньками в их любимом вегетарианском кафе, где подают баклажаны, похожие на сушеных дохлых мышей, я невольно гордилась таким знакомством.
— Ты наше доко помнишь, Вик?
— Еще бы.
Диди захихикала.
— Так вот, мы его делаем, — сообщила Джоди, стараясь, чтобы это прозвучало как можно небрежнее. Но улыбалась она при этом от одной индийской серьги до другой. И тут до меня дошло. Это же первая нормальная работа, которую Диди получила за последние два года. Не удивительно, что они такие счастливые.
— И я, значит, тоже в этом участвую? — спросила я.
— Конечно!
— Я же Королева несчастной любви, сами знаете. Если будете снимать фильм о женской любви, придется брать интервью и у неудачников.
— А что, — подбородок Джоди выпятился вперед. — Неплохо.
— И спасибо, что ты нам помогла, — подхватила Диди. — Мы решили, что тебя надо пригласить на жирный, сочный бифштекс.
Похоже, они два дня выдумывали эту шутку, иначе с чего им было хихикать, словно двум пятилеткам, втихомолку пописавшим прямо в Хилариной библиотеке.
— Да, такой красный, чтобы кровь сочилась. Спасибо. Будете зрителями?
— Без тебя мы не получили бы денег, — сказала Джоди.
— Да ну брось, это же пустяки.
— А хорошо было бы тебя там снять, — заметила Диди, покусывая губу.
— Только без обнаженки.
— Ты же знаешь, у нас не про это, — сказала Джоди. Таким тоном у них в «Женском кружке» говорят: «Давайте это обсудим».
— А про что тогда?
— Про любовь. Про секс. Про то, каково это — быть женщиной. И что это значит для тебя, ну и все в таком духе.
— Что есть любовь? — вопросила Диди, задумчиво глядя в окно — совсем как безработная актриса из уличного балаганчика. Кем она, по сути, и была.
— Тридцатилетний опыт, — заметила я. — По этой части я эксперт. Так что берите у меня интервью, пока я хожу в палтусах.
— В чем?
— В палтусах. Воздерживаюсь от секса, понимаете? Так теперь молодежь говорит, словечко девяностых. Меня Кайли просветила.
Бифштекса мне от них, конечно, не видать, но в фильме я бы снялась с удовольствием. Правда, толку там от меня будет немного. Ха.
Может, следовало рассказать им о Пьере Дюбуа, но я промолчала. Сама не знаю почему. Не потому, что стеснялась, — это не мой случай. Что-то совсем другое. Не хотелось говорить, пока это не стало чем-то более реальным? Кто знает. Не рассказала — и все.
На работе ближе к концу дня я уже слегка дергалась. Это было какое-то странное чувство, напоминающее возбуждение.
— Идешь куда-нибудь вечером? — поинтересовалась Кайли, заметив, что со мной творится.
— Нет конечно.
Мне понадобилось несколько минут и несколько глотков капуччино, чтобы взять себя в руки. Это было совсем не то чувство, которое возникало, когда мимо наших столов проходил Лайм со своими бачками и в замшевой куртке. И не то автобусное безумство с Дэном. Но что-то определенно было… Ох, даже не знаю. Да и хватит ли у меня на такое энергии? В конце концов, речь идет всего лишь о компьютере.
