«Бульварцайтунг» напечатала на первой полосе поясную фотографию Лакки Шиндлера. Снимок сделан минимум лет десять назад. Вол осы до плеч, вид здоровый, на липе улыбка. Внизу подпись: «Лакки — вторая жертва убийцы докторши?»
Хункелер пробежал глазами текст, состоявший из вопросительных утверждений и упреков по адресу базельской полиции. «Конец базельской политике в области наркотиков? Что утаивает полиция? Когда наконец нам дадут полную информацию?»
Хункелер хотел было позвонить главному редактору и спросить, откуда у него имя и фотография. Но отбросил эту мысль, он шел по другому следу.
Эди вернулся к столу, с тарелкой, на которой лежали два кругленьких сыра, сбрызнутые оливковым маслом и уксусом, посыпанные черным перцем. Отрезал кусочек, положил в рот, заел хлебом. Глаза у него блестели.
— Сыр — экстра-класс! — Заметив на столе сигары, он удивился: — Ты что, сменил курево?
— Нет, — отозвался Хункелер, — просто прикидываю, можно ли их спутать.
— Конечно, нет. Та, что слева, потолще будет.
— Окурки, наверно, все ж таки спутать можно. Когда их тушат, они лопаются, раздавливаются. И уже не видно, которая толще.
Эди взял нож и обрезал кончики сигар.
— Раскури, а потом затуши. Тогда и увидим.
Хункелер так и сделал. Раскурил обе и положил в пепельницу.
— Чем вы, собственно, занимаетесь целыми днями? — Эди разрезал другой сыр. — Второе убийство за одну неделю. И ничего не происходит.
Хункелер почувствовал, как внутри закипает злость.
— Кончай, а? Лучше ешь поменьше.
— Я ем, когда хочу. Чувствую себя лучше, когда ем.
— Окочуришься от жратвы.
— Почему бы мужчине в мои годы не быть толстяком? Что у меня еще осталось в жизни?
— Отвернись, — приказал Хункелер. — Сейчас я их затушу.
Эди закрыл глаза и причмокнул — сыр явно пришелся ему очень по вкусу. Хункелер затушил в пепельнице обе сигары, от которых остались примерно сантиметровые окурки.
— Можешь открыть глаза.
Эди открыл глаза, отправил в рот остатки второго сыра и секунду-другую рассматривал окурки.
— Справа толстая, слева тонкая. Сразу видать.
— Что ж, видать так видать, — вздохнул Хункелер и закурил сигарету.
Комиссар поехал к Рейну, спустился в купальню. Паводок еще не схлынул, река непривычно быстро мчала исполинские массы мутной воды на север, к морю. Буксир тащил в сторону Швайцерхалле нефтеналивную баржу, носовая его волна мощно накатывала на берег.
Прибрежная дорожка подтоплена. На паромной пристани толпятся туристы с детьми, все ребятишки с красными рюкзачками за спиной. Асфальт приятно теплый.
Возле гостиницы «Три волхва» Хункелер сошел по лестнице к реке и прыгнул в воду. Течение тотчас подхватило его, но он как раз этого и хотел. Галька на дне шуршала громче обычного. Он лег на спину, устремив взгляд ввысь, в хрустально-прозрачную голубизну. Вот так, наверно, течение несло и Лакки Шиндлера, ночью скорее всего, ведь людей душат не при свете дня, а во мраке ночи. На шее у парня была веревка, которая запуталась в лопастях лодочного мотора.
Возле купальни Хункелер вылез из воды, принял душ и поднялся наверх, в закусочную. Съел тарелку салата, выпил кофе с молоком, полюбовался рекой.
На совещании в 14 часов царила беспомощная нервозность. Брезгливая, обиженная физиономия Сутера, собачий взгляд Мадёрена, даже де Виль словно бы растерял весь свой оптимизм.
— Это катастрофа, — сказал Сутер. — Как видно, мы уже абсолютно не владеем ситуацией. Мало нам того, что до сих пор неясно, кто мог убить госпожу Эрни; тут мы как блуждали в потемках, так и блуждаем. Конечно, в кои-то веки можно и не найти убийцу. Но вдобавок прямо посреди города, на глазах у наших сотрудников, взлетает на воздух пиццерия, а одного из подозреваемых, с которого нам бы следовало день и ночь глаз не спускать, хладнокровно убивают и бросают в Рейн — вот это уже совершенно возмутительно, ни в какие ворота не лезет. Мы кто такие вообще? Кучка жалких дилетантов, неспособных обеспечить в этом городе безопасность? Престарелые деревенские жандармы? Или энергичная, активная, боеспособная группа?
Он замолчал, ожидая откликов на свою диатрибу. Все смотрели в пол. Потом слово взял Рюинер:
— Очень сожалею, но мне пора идти. Сказать могу немного. Лакки Шиндлера однозначно удавили, веревкой. Случилось это вчера, около девяти вечера. Видимо, перед смертью его еще и пытали. Били по голове и по ребрам, на спине следы ожогов от сигарет. Очевидно, хотели что-то из него вытянуть. Сразу после убийства, должно быть, труп бросили в Рейн. Предположительно в расчете на то, что он навсегда исчезнет в бушующей реке. Пока у меня все. Благодарю за внимание, господа.
Рюинер вышел.
Настал черед де Виля. Он сообщил, что в компьютерном зале «Анкары» сработало взрывное устройство с часовым механизмом. Преступник пробрался через задний двор, разбил окно, бросил внутрь бомбу и спокойно удалился. Помещение полностью разрушено, эффект взрыва был точно рассчитан. Больше на данный момент ничего сказать нельзя, но отдел работает на полную мощность.
Мадёрен доложил, что произведено семнадцать арестов, все в наркоманских кругах, большей частью дилеры. Никто пока не признался, и он вообще сомневается, что можно ожидать признательных показаний. Расколоть этих гадов практически невозможно, молчат как воды в рот набрали. К тому же весьма вероятно, что и подрывник, и убийцы Лакки Шиндлера уже успели выехать из Швейцарии. Обычное дело, как правило, они всегда чуточку опережают сыщиков. Лучше всего вообще не впускать эту шушеру в страну, добавил он.
— У вас все? — осведомился Сутер.
Мадёрен пожал плечами. Пожалуй, да.
Халлеру докладывать было не о чем, Луди тоже.
Тогда слово взял Хункелер. Сказал, что взрыв в пиццерии и убийство Лакки Шиндлера интересуют его лишь постольку поскольку. Этим пусть занимается коллега Мадёрен. Сам он целиком сосредоточился на деле Кристы Эрни. И у него есть горячий след, который он тщательно проверяет. Ведет этот след к человеку по имени Генрих Рюфенахт, швейцарскому писателю, проживающему в Эльзасе, в Мюспахе. Вполне вероятно, что именно он написал угрожающее письмо и сделал анонимный звонок в «Бульварцайтунг». Он, Хункелер, уверен в этом почти на сто процентов. Однако подробно докладывать о расследовании пока рановато. Он просит предоставить ему свободу действий. Вообще, по его мнению, дело Кристы Эрни никак не связано ни с взрывом в «Анкаре», ни с убийством Лакки Шиндлера.
Довольно долго все молчали, обдумывая услышанное.
— Вы уже подключили французскую жандармерию? — спросил Сутер.
— Нет, слишком рано пока.
— Хорошо бы, базельская уголовная полиция хоть одно дело раскрыла, — сказал Сутер. — От журналистов никакого житья нет… Что ж, комиссар, продолжайте заниматься делом Кристы Эрни.
