Машина медленно двигалась сквозь беззвучно падавший на землюдождь.
– Холодная Сандра не знает, – без всякого вступлениявдруг заявила Меррик. – Если бы она знала, то обязательно пришла бы.
– Она твоя мать? – почтительно поинтересовался Эрон.
Меррик кивнула и неожиданно улыбнулась.
– Так она всегда говорила. – Девочка встряхнула головойи посмотрела в окошко. – Не думайте ничего плохого, мистер Лайтнер. Насамом деле Холодная Сандра меня не бросила. Просто она ушла и больше невернулась.
В тот момент такое объяснение показалось мне вполнеразумным. Может быть, мне просто хотелось, чтобы оно было таковым и не ранилоМеррик суровой правдой.
– Когда ты видела ее в последний раз? – осмелилсяпоинтересоваться Эрон.
– Когда мне было десять лет и мы вернулись из Южной Америки.Тогда Мэтью был еще жив. Вы должны понять Холодную Сандру. Она единственная издвенадцати детей отличалась.
– Чем отличалась? – спросил Эрон.
– Цветом кожи, – не задумываясь, ответил я.
И снова Меррик улыбнулась.
– А-а, понятно, – кивнул Эрон.
– Она была красива, – сказала Меррик, – никто быникогда не стал это отрицать. И могла справиться с любым человеком, с какимтолько пожелает. Никому не удавалось уйти.
– Справиться? – переспросил Эрон.
– Заколдовать, – едва слышно уточнил я.
И снова Меррик улыбнулась мне.
– А-а, понятно, – повторил Эрон.
– Дедушка, увидев смуглый цвет кожи ребенка, заявил, что этоне его дочь, и тогда бабушка пошла и оставила Холодную Сандру на крыльце домаБольшой Нанэнн. Все бабушкины братья и сестры вступали в брак с белыми. И мойдедушка, конечно, тоже был белый. Теперь они все живут в Чикаго. Отец ХолоднойСандры владел там джаз-клубом. Если людям нравится Чикаго или Нью-Йорк, тоздесь они долго не задерживаются. Лично мне не понравился ни тот, ни другойгород.
– Ты хочешь сказать, что там бывала? – спросил я.
– Да, я ездила туда с Холодной Сандрой. Конечно, мы невстречались с теми белыми, но нашли их адрес в телефонной книге. ХолоднаяСандра сказала, что хочет посмотреть на свою мать, а не разговаривать с ней.Как знать, быть может, она наслала на нее порчу. Ей ничего не стоило наслатьпорчу на них на всех. Холодной Сандре было страшно лететь в Чикаго, а мысльотправиться туда на машине повергала ее в ужас. А как она боялась утонуть! Ейпостоянно снились кошмары, что она тонет. Ни за какие коврижки она непроехалась бы на машине по гребню дамбы. Озер боялась так, словно это былиболота. Она много чего страшилась... – Меррик замолчала. Лицо ееокаменело. Спустя минуту она слегка нахмурилась и продолжила: – Помнится,Чикаго мне не очень понравился. В Нью-Йорке я не увидела ни одного деревца. Всеникак не могла дождаться, когда же мы поедем домой. Холодная Сандра тоже любилаНовый Орлеан. Она всегда возвращалась домой, если не считать последнего раза.
– Твоя мать была умной женщиной? – спросил я. –Такой же смышленой, как ты?
Мой вопрос заставил Меррик призадуматься.
– У нее не было образования, – наконец заговорилаона. – Она не читала книг. Я вот люблю читать. Можно узнать много нового.Я читаю старые журналы – те, что повсюду оставляют. Как-то мне досталосьнесколько пачек журнала «Тайм» из какого-то старого дома, предназначенного наснос. Я изучила их все – от корки до корки: статьи об искусстве, науке, книгах,музыке, политике и обо всем на свете, пока не зачитала журналы до дыр. Я бралакниги в библиотеке и в бакалейной лавке. Читала газеты и даже старыемолитвенники. А еще колдовские книги. У меня хранится много колдовских книг,которые вы еще не видели.
Она слегка пожала плечиками, такая маленькая и усталая,совсем еще ребенок – растерянный, недоумевающий, не до конца осознающийслучившееся.
– Холодная Сандра вообще ничего не читала, – сказалаМеррик. – Никто не видел, чтобы она смотрела шестичасовые новости потелевизору. Большая Нанэнн рассказывала, что несколько раз отсылала ее кмонахиням, но Холодная Сандра плохо себя вела, и они всегда отправляли еедомой. Кроме того, Холодная Сандра была достаточно светлой, чтобы не любитьтемнокожих. Можно было бы предположить, что ей прекрасно известно, каково это –быть темнокожей, ведь от нее отказался собственный отец. Но ничего подобного!На фотографии видно, что кожа у нее была цвета миндаля, но глаза –светло-желтыми. Они-то ее и выдавали. К тому же она страшно злилась, когда ееназывали Холодной Сандрой.
– Откуда взялось это прозвище? – спросил я. – Егопридумали дети?
Мы почти доехали до дома. Однако мне хотелось узнать какможно больше про это странное общество, такое непохожее на все, что я до сихпор знал. В тот момент я понял, что мое пребывание в Бразилии было в общем-топустой тратой времени. Слова старухи больно укололи в самое сердце.
– Нет, все началось в нашем доме, – сказалаМеррик. – Наверное, это самое обидное прозвище. Когда соседи и все детиуслышали его, они сказали: «Твоя Нанэнн называет тебя Холодной Сандрой». Нопрозвище прилипло к ней из-за того, что она делала: все время колдовала,насылала порчу на людей. Как-то раз прямо на моих глазах она снимала шкуру счерного кота. Ужас! Никогда больше не желаю видеть что-либо подобное.
Заметив, как я поморщился, Меррик едва заметно улыбнулась ипродолжила:
– К тому времени, как мне исполнилось шесть лет, она ужесама называла себя Холодной Сандрой. Бывало, скажет мне: «Меррик, иди кХолодной Сандре», и я тут же прыгну ей на колени.
Голос Меррик слегка дрогнул, но девочка справилась сволнением.
– Она совсем не походила на Большую Нанэнн, – сказалаМеррик. – Все время курила, пила, была какой-то нервной, а еслинапивалась, то и вовсе становилась злой. Иногда она пропадала надолго, а когдавозвращалась, Большая Нанэнн обычно спрашивала: «Что затаилось в твоем холодномсердце на этот раз, Холодная Сандра? Какую ложь ты приготовила?» – Мерриквздохнула. – Большая Нанэнн часто говорила, что в этом мире не следуетзаниматься черной магией, потому как всего можно добиться с помощью магиибелой. Затем появился Мэтью, и Холодная Сандра стала такой счастливой, какойникогда не была.
– Мэтью, тот человек, который отдал тебе пергаментнуюкнигу? – уточнил я, надеясь, что Меррик расскажет о нем поподробнее.
