силой эмоций в них. Я потянула за футболку, сцепила ладони на коленях. Мне нужен был шоколад или латте, чтобы сосредоточиться, или блины Чета окажутся на столе.
— Он прав, — сказал Кваскви. — Перегибает, но прав, — он тихо опустил кулак на стол. — Тот бардак с Черной Жемчужиной был не из-за тебя. Виноват Совет. Тот придурок Тоджо, — его голос стал почти шепотом. — Ты освободила древнюю.
Мое горло сдавило так, что я не могла говорить. Слеза покатилась из моего правого глаза по щеке.
— Я съела ее сон. Я. Я поглотила ее сущность, сон о себе, и у нее ничего не осталось. А мне это понравилось, — я посмотрела на Кваскви, чтобы понять его реакцию на это ужасное признание.
Меланхолия сияла в его карих глазах. Он подошел к столу и коснулся моего запястья через рукав, его ладонь была теплой, он легонько сжал мою руку. А потом попятился, поднял ладони в воздух, словно молился.
— О, боженька, спаси меня от женщины, познавшей свою силу! — он пронзил меня хитрым взглядом. — И которой это понравилось.
Очко, Кваскви.
Я кашлянула.
— Я все еще настаиваю, чтобы убийства не было. Мы поймаем Пита на чем-то незаконном и передадим его полиции людей.
— Мы можем его ранить? — глаза Кваски блестели жестокостью или весельем?
Я вспомнила, как тот гад обзывал Марлин.
— Конечно.
— И покалечить можно?
— Не перегибай.
Кваскви помахал пальцами перед своим лицом как безумный ученый в фильме.
— Отлично, — сказал он с фальшивым немецким акцентом. — План такой. Кои пойдет куда-нибудь с Пон-сумой, потому что, согласись, ты выглядишь наименее жутко.
Пон-сума не расстроился. Он моргнул и кивнул. Кваскви продолжил:
— Кен, ты применишь иллюзию кицунэ и превратишь нашу группу в невинных прохожих. Нужно, чтобы мистер Торвальд понял, что Кои уязвима. Он не упустит шанса напасть на нее после того, как его побили ночью. Мы отправимся за ним и будем следить, пока Кои не окажется в опасности получения травмы.
— Я знаю отличное место, — сказала я. — Кофейня неподалеку, где бариста с татуировками Нордваст Уффхейм.
Уголок рта Пон-сумы приподнялся.
— Яппари коу-хи канкеи.
«Да, еще одна связь с кофе, мальчик-волк».
— Это не обычное место для встречи Иных, так что может сработать, — я видела, как Кваскви соображал.
— Как ты убедишься, что Торвальд знает, что Кои вечером будет уязвима? — спросил Кен.
— Вот так, — сказал Кваскви. — Подыгрывай, — он переключился на английский. — Ты не хочешь нам помочь? — он возмущенно выдохнул. Громче, чем нужно, Кваскви продолжил. — Я должен был знать. Все вы хафу такие. Не хотите рисковать своей шкурой. Ладно, — он прошел к коридору и замер на пороге. — Беги и прячься со своим игрушечным кицунэ. Я умываю руки.
Он широко улыбнулся и драматично подмигнул, а потом изобразил праведный гнев. Он развернулся и бросился прочь из кухни.
— Ах, — прошептал Пон-сума на японском. — Предатель — Чет или Элиза.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Он словно вылил ледяную воду мне на голову. Не Чет. Он был таким… милым, нормальным и ухоженным. Его можно было взять с собой на встречу с бабушкой и не переживать. Тогда Элиза. И хотя Кои-параноик была бы рада принять предательство Элизы, остальная я была в ужасе.
Как она так могла? Она была частью банды. Она прошла много всего с Кваскви и даже со мной. И разве на нее не напали?
Но часть меня отмечала, что это могли подстроить. Чтобы отогнать подозрения. Может, потому она не хотела, чтобы я лезла в ее сон с мужчиной в капюшоне.
Тысяча вопросов боролась, чтобы прозвучать, но я не могла их задать.
— Что теперь делать? — я не хотела сидеть на кухне Элизы с этими подозрениями, пытающимися оторвать кусочки моего сердца, будто пираньи.
— Мы выждем до темноты, — сказал Кен. Он пропал в коридоре, оставив меня и Пон-суму неловко поглядывать друг на друга. Пон-сума медленно покачал головой, сидя как статуя. Он часто выглядел отвлеченно, будто слушал какой-то очаровывающий саундтрек, который не слышал больше никто, но было ошибкой верить, что он не знал детали ситуации. В такие времена я завидовала его сдержанности. Сегодня его густые волнистые волосы были собраны в низкий растрепанный пучок. Оранжевая краска почти вся сменилась темно-серым, а на висках были белые пряди.
Я и с ним думала, что он моего возраста. Но он был капитаном японской оккупационной армии в Маньчжурии во Второй мировой войне, как мой папа. Кто знал, сколько ему было. Может, это и не важно. На Кваски это не влияло.
Но меня больше о, что папа скрывал от меня свою долгую жизнь, а не Кен.
— Грубо спрашивать, сколько лет Иному?
Пон-сума сосредоточенно посмотрел на меня.
— Да. Середина 1700-х.
— А?
— Я долго жил со своей матерью Хоркью Камуи. Для нас время течет по-другому. Я не знал своего отца. Когда я подрос и мог беспокоиться, его уже не было.
— Мне жаль.
— Шога наи, — Пон-сума пожал плечами. Ничего не поделать.
— Могу я задать еще один грубый вопрос?
Он пожал плечами.
— Ты прибыл в Портлэнд только ради Кваскви? — его щеки тут же покраснели. — Кен в этом плане похож. Мне интересно, не жалеешь ли ты, что оставил дом, семью и друзей ради шанса, что все сложится?
Пон-сума зашипел сквозь сжатые зубы и встал, будто хотел сунуть голову в холодильник. Видимо, это было слишком грубо даже для спокойного волка.
Кен вернулся на кухню, мрачно поджав губы. Я хотела бы отыскать смелость задать ему тот же вопрос, что и Пон-суме. Я не должна была сейчас думать об этом, потому что куда важнее были планы для наживки для врагов. Но я была королевой отрицания, мой разум закрывался от всего, что могло пойти этим вечером не так.
Я попыталась передать ему взглядом вопрос, заданный Пон-суме. Стоила ли я
