Ольга дернула на себя оконную раму, приоткрыла ее ровно настолько, чтобы можно было пролезть, и пошла назад.
Выйдя под фонари, отряхнула джинсы от побелки. Летящие навстречу машины слепили ее. Город грохотал механическим нутром, пожирая бензин, электричество и деньги. Люди ползали по нему, как микробы… Ольга старалась не думать о том, что собиралась сделать. Всего лишь мысль об этом была невыносима. Она медленно шла по тротуару к казино, как запрограммированный робот. Она знала, что не отступит, не испугается, что будет упрямо и жестко двигаться к своей цели. И всё у нее получится. Всё будет так, как она задумала…
Едва не налетела на стеклянную дверь продуктового магазина. Без колебаний зашла в него, встала у витрины, делая вид, что разглядывает товар. Отсюда через окно хорошо просматривался тротуар из цветной плитки. Подруливают дорогие машины, выходят разодетые люди с пухлыми бумажниками. Публика жаждет азарта, жаждет расстаться со своими деньгами за призрачный шанс выиграть.
– Вам что? – спрашивает продавщица.
Ольга не отвечает, и продавщица теряет к ней интерес. Уже совсем стемнело, снова пошел дождь. Явно подвыпившая женщина отмахивается от своего кавалера. Кавалер трезв и зол, он пытается затащить женщину в припаркованный у тротуара «мерседес», но его дама упряма, она отбивается от кавалера белой сумочкой, да еще пытается лягнуть его ногой.
– Черт с тобой! – кричит кавалер, плюет на мокрый асфальт и садится в машину.
Женщина кривит губы, вскидывает вверх оттопыренный палец, но едва не попадает себе ногтем в глаз. «Мерседес» резко сдает назад. Женщина, поправляя на себе голубой полушубок, закидывает сумочку на плечо и, пошатываясь, идет по тротуару.
Ольга выходит из магазина и идет вслед за женщиной. Жертва не торопится, она что-то напевает себе под нос и спрашивает у проходящих мимо мужчин сигарету. Ольга смотрит в сторону, словно ищет нужный магазин, но чувствует, как расстояние между ними неумолимо сокращается. Она уже улавливает терпкий с горчинкой запах духов. Ольга оглядывается. Сзади никого. Впереди только две пенсионерки с сумками, стоят нос к носу под одним зонтиком и разговаривают. Вот жертва поравнялась с темным переулком, остановилась, словно ее что-то насторожило, и посмотрела на шоссе. Может быть, она уже пожалела, что поссорилась со своим кавалером, и ей приходится идти невесть куда под противным дождем, вместо того, чтобы дремать в кожаном салоне «мерседеса» под тихую музыку. Может быть… Но Ольга не думала о мыслях и чувствах незнакомки. Она побежала, выкинула в сторону руку и крепко схватилась за белый ремешок, срывая с плеча женщины сумочку.
Женщина даже вскрикнуть не успела, как Ольга метнулась в переулок, забежала в темный двор и, прыгая по кирпичам, скрылась за дверью подъезда. Там, во мраке, на минуту затаилась, открыла сумочку, на ощупь выгребла из нее деньги, а мобильник, губную помаду и документы вместе с сумочкой кинула под ноги. Уже не спеша вылезла в окно.
Тотчас подошел трамвай, и Ольга, удивляясь своему спокойствию, зашла в салон, села на заднее сидение и предъявила кондуктору проездной.
«Это уже падение в бездну, – думала она, присматриваясь к лицам пассажиров. – Это прямой путь на дно. И на этом пути я с того мгновения, когда солгала и оставила Глеба у себя…»
Она сошла через две остановки, остановилась у хлебной лавки, и там, в свете витрины, пересчитала купюры. Семьсот долларов и четыре тысячи рублей…
Ольга купила батон и, откусывая на ходу, торопливо пошла к станции метро. Она вдруг поймала себя на мысли, что утратила чувство стыда, и способна без каких бы то ни было моральных усилий сесть на грязный асфальт с протянутой рукой и громко, нараспев, произнести: «Люди добрые! Сама я нездешняя, так помогите на обратный билет до дома…»
* * *
Мама даже не поинтересовалась, откуда Ольга взяла деньги на новую курточку и ботиночки для Ксюши, на ее любимые сосиски, на копченого цыпленка, на апельсины, бананы, яблоки, на все те обыденные продукты, которые уже давно стали в этой семье деликатесами.
– Молодец! – похвалила мама, принимая тяжелые пакеты. – Глеб, ты будешь сосиски на ужин?
– Сосиски для Ксюши, – сказала Ольга.
– Всем хватит! – махнула рукой мама.
Ольга скинула куртку на пол, кинулась на кухню, взяла маму за руку и подвела к Глебу, который сидел в комнате у Ксюши.
– Я хочу вам торжественно объявить…
– Что?! – с надеждой воскликнула мама.
– …что следователь прокуратуры обо всем догадалась! – выпалила Ольга.
Воцарилась гнетущая тишина.
– О чем именно она догадалась? – глухим голосом спросил Глеб.
– О том, что я прячу у себя в квартире убийцу!
Мама ахнула, прикрыла ладонью рот.
– Может, ты ошиблась? – шепотом спросила она.
– Нет, я не ошиблась. Следователь говорила со мной почти открытым текстом. Имейте в виду, со дня на день к нам нагрянут с обыском.
– Наверное, на допросе ты что-то не то сказала, – сдержанно упрекнула мама и посмотрела на Глеба. – Надо что-то делать. Надо что-то делать…
– Если Глеб хочет загреметь на нары, и утащить за собой еще меня, то пусть продолжает жить у нас и варить обеды, – продолжала давить Ольга.
– Но не можем же мы выгнать его на улицу! – заступилась мама. – Это бесчеловечно!
– Я ухожу, – твердо сказал Глеб и поднялся со стула.
– Возьми меня с собой! – начала капризничать Ксюша.
– Глебушка, ну подожди! – заволновалась мама, шаркая следом за Глебом. – Надо всё обдумать. Зачем же сгоряча…
– Вымойте за мной квартиру, – гробовым голосом говорил Глеб. – Чтобы ни следа, ни запаха. Зубную щетку – долой! Бритву – долой! И с Ксюшей еще раз поговорите, чтобы она ни словом обо мне не обмолвилась…
– Ой, беда какая! – вздыхала мама и качала головой. – И куда ты сейчас на ночь глядя?
– На кудыкину гору. На нарах переночую.
– Только не надо вышибать слезу! – попросила Ольга. – Мое дело – предупредить тебя. А решение ты принимай сам.
– Погоди хоть немного! – начала развивать бурную деятельность мама. – Я тебе хоть чего-нибудь соберу. Теплые носочки, еду какую-нибудь.
– Ничего не надо, мамаша, – проникновенно произнес Глеб, прижимая женщину к груди.
